Брайан Сайкс - Расшифрованный код Ледового человека: От кого мы произошли, или Семь дочерей Евы

Одна особо снисходительная и доброжелательная группа западных антропологов высказывалась в том смысле, что полинезийцы были слишком невежественны, чтобы сознательно отправиться в подобное рекогносцировочное путешествие, особенно если в этом путешествии требовалось преодолевать пассатное течение. Убежденность была настолько твердой, что гипотезу об американском происхождении островитян они считали не нуждающейся в дополнительных доказательствах. На их взгляд, примитивный и никчемный народец мог добраться до островов единственно возможным путем — потерялись в открытом море во время рыбной ловли и просто дрейфовали, пока их не прибило к берегу. Никого совершенно не интересовало, что в этом случае на рыбную ловлю, видимо, надо было отправляться целыми семьями, со всеми пожитками, скотом и запасом съедобных клубней таро на борту. Этот отталкивающий пережиток — отголоски отношения белых колонизаторов — многие полинезийцы чувствуют на себе и сегодня. Доказательство их азиатского происхождения могло бы раз и навсегда покончить с оскорбительной бессмыслицей и доказать, что предки островитян были великими мореплавателями.

Противоречия в представлениях европейцев о происхождении населения полинезийских островов насчитывают два столетия. С одной стороны, археологические находки и лингвистические особенности, домашние животные и сельскохозяйственные растения убедительно свидетельствуют в пользу происхождения полинезийцев из Юго-Восточной Азии. С другой — традиционной была гипотеза, совсем недавно возрожденная норвежским антропологом Туром Хейердалом, согласно которой родиной первых жителей Полинезии являются два американских континента. Среди наиболее весомых доказательств американского происхождения — широкое распространение на островах Полинезии кумары, или сладкого картофеля, родиной которого, вне всяких сомнений, являются Анды в Южной Америке. Хейердал в своих книгах проводит и другие параллели: в языках, мифологии и кое-каких археологических находках, например, каменные изваяния гигантских голов, найденные на острове Пасхи, которые поразительно напоминают стиль древних инков. Но самым убедительным из доказательств явилось само по себе знаменитое первое путешествие Тура Хейердала в 1947 году на бальсовом плоту (тростниковом) «Кон-Тики», на котором члены экспедиции проплыли, точнее, продрейфовали четыре тысячи миль от берегов Южной Америки до островов Туамоту неподалеку от Таити. Конечно, то, что современным ученым удалось продемонстрировать, что такое путешествие возможно, не означает, что именно оно и было проделано полинезийцами, но для большинства «Кон-Тики» остается решительным аргументом.

Раздраженные тем, что эффектно продемонстрировал Хейердал, серьезные антропологи, которые кропотливо, по кусочкам подбирали доказательства азиатского происхождения полинезийцев, в своих статьях дали волю чувствам. Просматривая их в библиотеке Раротонга, я был шокирован тем, сколько яда капало со страниц в тех местах, где упоминались теории Хейердала. Антропологи и не могли прийти в восторг от его идей, но мне, новичку и невежде в этой области, казалось, что его доводы достойны восхищения. Как странно, подумал я, что ученые мужи, обычно столь сдержанные и умеренные, вдруг теряют эти качества, стоит прозвучать имени замечательного норвежца.

Я сидел в кафе «У Люси» в Аваруа, столице (а на самом деле, единственном городке) Раротонга, ел мороженое и разглядывал входящих и выходящих людей. Кого они больше напоминают — американцев или азиатов? Ответ мне не казался очевидным. Мне ясно вспомнилась одна маленькая девчушка, которая так и просилась на обложку журнала «Нейшнл Джиографик» в качестве иллюстрации к статье о влажных тропических лесах бассейна Амазонки. Вот если бы можно было протестировать митохондриальные ДНК у посетителей кафе! Я подумал, что смог бы точно установить, откуда тянутся их генетические связи — из Азии или из Америки. И вот во время очередного визита в местную больницу, где обследовали мое сломанное плечо, я объяснил, что я генетик, и рассказал о своем замысле. Сам не знаю как, я смог уговорить медиков выдать мне тридцать пять проб крови, оставшейся после проведенного анализа на сахар. Диабет в Раротонга очень распространен, поэтому многие сдают кровь для определения уровня глюкозы. Я хранил образцы крови в морозилке гостиничного холодильника. Когда плечо зажило — мне показалось, что это произошло слишком скоро,— я бережно увез драгоценные сосуды с кровью с собой в Австралию, причем на границе их чуть было не конфисковали на таможне, а оттуда наконец-то домой, в Англию, к себе в лабораторию.

На следующий день по возвращении домой я распаковал образцы. Все было в потеках крови. Пробирки были разбиты, но к счастью, не все. Двадцать пробирок остались целы, и я приступил к определению последовательности митохондриальных ДНК в этих пробах. Сейчас эта процедура выполняется автоматически с помощью очень дорогих машин, но в самом начале 1990-х это делалось вручную. Сначала метили отдельные фрагменты ДНК слабыми радиоактивными изотопами, а потом разделяли их с помощью электрического поля. Наконец в конце длительной процедуры наступил момент, когда рентгеновскую пленку с записью следов радиоактивных изотопов извлекли из проявочного аппарата. Хорошо ли будут видны следы? Проявятся ли они вообще на пленке? Если следы слишком слабые или вообще не светятся, значит, что-то прошло неверно и придется возвращаться в лабораторию на три дня, чтобы все повторить сначала.

В тот раз, с первым десятком из двадцати проб, все получилось. На исчерченной рентгеновской пленке были видны четыре широких ряда — четыре группы темных полосок, напоминающие штрихкоды; темные следы появились там, где слабое свечение радиоактивного маркера зачернило фотоэмульсию. В свою очередь четыре колонки были разделены каждая на десять полос, по одной на каждый образец. Каждая колонка представляла собой последовательность одного азотистого основания, так что, наложив их друг на друга, можно было получить полную последовательность. Так я и поступил, и вот передо мной десять образцов рядышком, так легче сразу заметить сходство и различия между ними. Как раз на этом я и собирался сконцентрировать все внимание — на различиях между отдельными людьми. Прямая линия, проходящая поперек через все десять образцов, говорит о том, что по этому пункту между ними нет разницы; если линия прерывается, значит, некоторые образцы в этой позиции отличаются от других.

В лаборатории мы уже проверили последовательность у самих себя, а также кое у кого из друзей и знакомых, главным образом европейцев, и, как правило, на каждые десять образцов встречалось около двадцати — двадцати пяти таких прерывистых линий. И вот пленка с образцами жителей Раротонга перед нами — с ней все в порядке, она вся испещрена следами, но нет ни единой прерывистой линии. Все десять проб совпадали полностью. Не ошибся ли я? Может, где-то в ходе работы я, сам не заметив, перемешал образцы. Необходимо было срочно проявить вторую пленку с образцами 11—20. Когда я получил и ее, мне показалось, что я действительно запорол работу. Снова только прямые линии. Но тут я заметил один след, след одного человека, который отличался от остальных. Отличался очень сильно. А еще в трех следах было по одной прерывистой линии. Они не были перемешаны. Результаты были правильные, в тот момент я понял, что они поразительны и что очень скоро ответ на вопрос о происхождении полинезийцев будет получен.