Чарльз Данн - Традиционная Япония. Быт, религия, культура

В лучшей комнате дома, той, где принимали гостей, находилась ниша – токонома, доходящая до потолка; ее ширина, как правило, составляла половину или целый татами (то есть от 3 до 6 футов), а глубина – около 18 дюймов. Дно ее было приподнято над полом комнаты. В токонома висел свиток с рисунком или текстом, который меняли в зависимости от времени года. В ней размещали декоративную вазу, цветочную композицию или фамильный меч. Самых важных гостей усаживали спиной к токонома, и если старшинство не было очевидным, то, прежде чем гости в конце концов рассядутся, все вежливо отказывались от такой чести. Похожая проблема возникала, когда нужно было решить, кому уступить честь пройти первым, например, в узкую дверь, хотя когда у мужчины не возникало сомнений в своем праве, то он не проявлял притворной скромности, особенно самурай среди простолюдинов. Когда же случалось до определенной степени необычное событие и женатая пара выходила куда-то вместе на люди, жена шла на шаг позади своего мужа и во всем ему уступала.

Когда женщина беременела, первым решением, какое нужно было принять, – это сохранять ли плод. В городах, как и в деревнях, бедность и многодетность семьи могли быть причиной нежелания родителей иметь лишний рот. В сельской местности, возможно, родители были склонны ждать, не родится ли мальчик, а младенца женского пола, случалось, убивали сразу после родов. В городах более обычной практикой были аборты, хотя официально они запрещались, для матери они представляли значительную опасность – ведь в то время антисептиков еще не знали.

Если беременность благополучно протекала до пятого месяца, существовал обычай повязывать полоску ткани (называемую «иватаоби») вокруг талии будущей матери. Это делалось повивальной бабкой, которая впоследствии должна была помогать при родах. В этом отношении в разных частях Японии существовали многочисленные суеверия. В некоторых местах вместо иватаоби рекомендовалось повязывать одну из набедренных повязок мужа (их часто делали из цельной полосы ткани), в других – такую повязку давали ей ее родители, где-то еще – брали в храме, чье божество помогало при рождении ребенка. Этому обычаю не находится никаких объяснений, он, видимо, имеет магический характер [67]. Месяцы проходили в молитвах синтоистским божествам и буддийским силам; особо старательно избегали жирной, острой и кислой пищи. В древности (и до сих пор) в высших слоях общества считалось, что роды оскверняют дом, поэтому по возможности женщин отправляли рожать детей в специальную постройку, возведенную для этой цели подальше от дома, но большинство горожан не имели ни места, ни денег для подобной предосторожности, и роды проходили в обычных спальных комнатах, за тем исключением, что рожать первого ребенка мать по традиции возвращалась в дом родителей. Женщины рожали сидя на корточках, но в эпоху Токугава придумали кровать с упором для спины. Пуповину, в соответствии с древним обычаем, перерезали бамбуковым ножом, но затем заменили стальным. Обязанности повивальной бабки не ограничивались помощью во время родов; именно на ее плечи ложилась организация праздника, когда на седьмой день родственники и друзья приходили, чтобы поздравить мать и отца с новорожденным. По этому случаю дарили подарки матери и ребенку, имя которого оглашалось именно в тот день.

Рис. 69. Доска для игры в го; фигуры хранили в круглых лаковых сосудах, а их, в свою очередь, иногда убирали в коробку

Если мать умирала или по какой-то причине не могла кормить грудью своего малыша, нередко младенца отдавали приемной матери или кормилице. Жена купца, участвующая в деле своего мужа, была склонна прибегнуть к подобной практике. Ребенок привязывался к приемной матери, устанавливалась крепкая связь с молочным братом или сестрой, уступающая лишь его привязанности к своим кровным братьям и сестрам.

По крайней мере, в низших сословиях матери кормили грудью своих детей как можно дольше, гораздо дольше, чем в Европе, – отчасти потому, что считали, что не забеременеют, пока не отнимут от груди последнего ребенка, а отчасти потому, что все время могли держать своих детишек при себе. Ребенка мать носила за спиной, подвязав широкой полосой материи, проходящей под ягодицами через спину. В такой «люльке» он проводил весь день, там он засыпал, просыпался, время от времени малыша вынимали оттуда для кормления. Иногда его препоручали заботам старшей сестры, но он все время оставался в близком физическом контакте с другим человеком. По ночам младенец спал в материнской постели, и, даже когда ребенок вырастал достаточно большим, чтобы спать отдельно, он оставался в той же комнате, что и родители. Постоянная компания людей, видимо, оказывала свое влияние на его последующую жизнь, когда одиночество считалось чрезвычайно нежелательным.

Большинство семей посещали один и тот же синтоистский храм, где постоянно молились, и имели покровителя своего рода – удзигами или покровителя домашнего очага – убусоно ками. Ребенка приучали принимать активное участие в храмовых празднествах, и, когда он первый раз представал перед божеством, это сопровождалось определенным церемониалом, по-видимому организованным повивальной бабкой, которая ввела его в этот мир. Для женщин, которые разрешались от бремени в обособленных родильных помещениях, этот первый визит в храм (миямаири) клал конец периоду затворничества и во всех сословиях обычно происходил на тридцать второй день после рождения мальчика и на день позже, если родилась девочка. Для многих детей это был случай, когда их в первый раз наряжали в одежду, похожую на кимоно.

При подсчете возраста дата рождения не принималась во внимание, а считали календарные месяцы. Так, новорожденному будет год до того, как истечет двенадцатый месяц года его рождения, после чего ему уже будет два, – так, ребенку, рожденному осенью, будет уже два года всего несколько месяцев спустя. Пятнадцатый день одиннадцатой луны был особым праздником, носящим название «сити-го-сан» («семь-пять-три»), по годам детей, достигших в этом году семи-, пяти– и трехлетнего возраста. Детей обоего пола, которым исполнилось три года, одевали в нарядное платье и водили в храм. Это был день, когда они расставались с детством, и он ознаменовывался сменой прически. В тот же день мальчик, которому исполнилось пять лет, в первый раз одевался во взрослое платье. Его ставили лицом в счастливом направлении на доску, которой пользовались при игре в го (когда игроки пытались окружить фигуры своего противника), – своеобразный помост площадью около 18 дюймов, приподнятый над полом. Затем он надевал свои первые хакама, начиная с левой ноги. За этим следовало посещение храма. Девочка проходила похожую церемонию (обитоки) на седьмом году жизни, когда кимоно с пришитыми узкими ленточками, завязывающимися вокруг талии, заменялось другим, требующим отдельного оби.