Илья Голенищев-Кутузов - Благодарю, за всё благодарю: Собрание стихотворений

И, как огненный эдемский меч,
Из меня встает до неба смерч,
Чтобы узы смертные рассечь.

Туманный день, и черные леса,
И озеро жемчужное Люцерна.
Осенние сквозные небеса.
О сердце, бейся медленно и верно!

К чему спешить? Любовь всегда с тобой
И музыка земного постоянства,
О, сколько раз ты спорило с судьбой
И побеждало время и пространство.

Преобрази туманные пути,
Наполни мир тревогой вдохновенной,
Чтоб милый образ снова обрести
В тобой оправданной вселенной.

Помню всё – бесконечный вокзал,
Гор суровых дыханье
И повитый туманом кристалл
Твоего рокового молчанья.

Наклоняюсь и вижу в тоске
Затаенные слезы
И в сухой, недрожащей руке
Две осенние розы.

Вновь летит мой бессонный двойник
Над рекой тиховейной,
Отражая свой призрачный лик
В очистительном золоте Рейна.

От души до луны – зыбкий мост.
С двойником осиянным
Ты восходишь к спокойствию звезд
Фирвальдштедтским туманом.

Бессонный ветер дует мне в лицо.
Под плащом таю золотое кольцо.

Мерцает в нем древний лунный опал,
Свет его бледный – тысячи жал.

И то же сиянье в глазах твоих
Медлит и нежит, как медленный стих.

Зеленая, злая восходит звезда, –
Я знаю, я твой, навсегда, навсегда.

О, как обширен мир и как жесток мой плен,
Стесненный негою недрогнувших колен.

Другие видят даль, зеленые моря,
Им предвещает путь бессмертная заря,

И слышат, как поет небес полночных синь,
И дифирамбы вод, и голоса пустынь.

А мне всё видится в объятьях душных сна
Лишь тела дремного упругая волна,

Лишь мед и золото распущенных волос.
И запах сладостный мне снится лунных роз,

И отраженный мир, и опьяненный стих
В холодной синеве дневных очей твоих.

Засыпаю с болью о тебе,
Просыпаюсь с болью обо мне,
И совсем моя ты лишь во сне,
Лишь в текучем и неверном сне.

Как противиться земной судьбе?
Верно, сбудется, что суждено,
Мерно крутится веретено –
Три сестры склонились в тишине.

Или алая порвется нить,
Чтоб от тела нас освободить,
Чтобы в синем пламени светил
Нас уже никто не разлучил.

Только боль, только сон. И к чему все страдания эти?
Забываю себя, опускаюсь на самое дно
Небывалых морей, где в томительно-призрачном свете
Голубое руно.

Голубое руно золотистых волос оплетает,
И недвижно покоюсь во влажно-текучем бреду.
И, как пестрые рыбы, недели и годы мелькают,
Я себя потерял и тебя не найду.

И тебя не найду. Только будет по-прежнему сниться
Колыханье, мерцанье, пучины прохладное дно,
Только зыбких волос, где текучая прелесть таится,
Голубое руно.

Вокруг волос твоих, янтарней меда,
Уже давно мои витают пчелы.
И сладостная, тихая дремота
Нисходит в опечаленные долы.

И золотая юная комета
Там, в небесах яснеющих, пылает.
Душа плывет в волнах эфирных света,
В твой сонный мир незримо проникает.

И мы плывем – легчайшее виденье –
Очищенные огненною мукой,
Как две души пред болью воплощенья,
Перед земною страшною разлукой.

За это одиночество
И эту тишину
Отдам я все пророчества,
Сердечную весну,

И полдня прелесть сонную,
И тела древний хмель,
И полночи влюбленную,
Двужалую свирель.

Томленье недостойное
Я в сердце победил
И слушаю спокойное
Течение светил.

К чему любви пророчества, –
Душа, как сны, вольна.
Такое одиночество,
Такая тишина…

Ты знаешь все пляски
Сновидческих лет,
Певучие краски
Блаженных планет.

Ты знаешь все лады
Щаветной игры,
И ритмы Эллады,
И Ганга костры.

Так почему же
Разлучены
Тела и души,
Дела и сны?

Поляны мглистая
Блестит слюда.
Вверху лучистая
Горит звезда.

Сквозь негу сонную
Смутных ветвей
Ты благосклонную
Печаль навей.

Уже склоняешься,
Тиха, бела.
Едва касаешься
Ветвей ствола.

Да, я был пламенный,
Да, я был твой,
Неотуманенный
Скорбью земной.

И что мне осталось
От огненных сфер?
Только боль и музыка
Твоя, Люцифер.

И силы забвения
В душе моей нет,
А пути искупленья –
Миллионы лет.

О, если б именем
Процвесть иным,
Радостным пламенем,
Не моим, не твоим.

Беглой зарницей
Небо обнять,
Непорочной денницей
Вспыхнуть опять!

Предвечный брат, ты грустью небывалой
Мир опьянил.
Предвечный брат, ты вспыхнешь розой алой
В сердцах светил!

Прекрасен ты, как первозданный вечер,
Ущербен, светел, тих
И, как альпийский непорочный глетчер,
Превыше дел земных.

Но иногда космическою бурей
И огненной тоской
Ты нарушаешь древний сон лазури,
Ведешь неравный бой.

И вновь, мечом пронзенный серафима,
Ты падаешь во тьму.
Пройти ли мне в смертельном страхе мимо?
Нет, я приму

И боль, и стыд, и непокорный гений,
Огонь и лед
Твоих путей, дерзаний, и падений,
И роковых свобод.

И только я любовью невозможной
К тебе, мой брат,
Порву твой круг томительный и ложный,
Открою путь назад.

Напрасно ты склонился к изголовью
В моем смущенном сне, –
О, жертвенною вспыхнешь ты любовью
К себе, ко мне!

Всё, что томило, пело и мерцало,
Распяв сердца,
Тогда над миром вспыхнет розой алой
В садах Отца.

Когда сойдет огонь лазури
На обнаженные сердца,
В алмазном токе звездной бури,
В одежде пламенной жреца