Илья Голенищев-Кутузов - Благодарю, за всё благодарю: Собрание стихотворений

Шесть старух явилось и стали у двери,
Но по имени ведьм я окликнул:
Ты Дарья, ты Марья, Авдотья, Лукерья,
А ты Катерина, и ты Акулина –
Через пень, пень, пень,
Через лес, лес, лес,
Прямо в ад.

И старухи исчезли, как ветер стеная,
В соседней деревне зажглась огневая
Зарница.
И скрипка запела в руках моих дико,
И звуки неслися, лихие, как лихо,
Как по небу красная птица –
Через пень, пень, пень,
Через лес, лес, лес,
Прямо в ад.

Всё быстрей я летел под луною двурогой,
В алой мгле подо мной исчезали дороги,
Ногами скользил по земле обгоревшей,
Смычком я касался звезды побледневшей –
Через пень, пень, пень,
Через лес, лес, лес,
Прямо в ад.

Склонись над книгой – тихие страницы
Раскроются, как дальние дороги.
Уже летят невиданные птицы,
Пасутся белые единороги.

Германские тяжелые тритоны
Плывут по Рейна златоносным водам.
И виноградников пьянеют склоны
Под голубым и неподвижным сводом.

Веселый рейтер, весь литой из стали,
Беспечно скачет по дороге пестрой,
Но знающий скелет, глазницы пяля,
Ему грозит своей косою острой.

Вот собралися молодые ведьмы
Лететь на шабаш в сладострастном страхе.
Крестом цветут рогов оленьих ветви
И на коленях молится Евстафий.

Вот Апокалипсиса всадник мстящий
Земле несет невиданные муки,
Но защищают мир переходящий
Апостолов молитвенные руки.

Над месяцем блаженная Мария
Стопою легкой попирает змея,
И облаков струится литургия,
Над яслями младенца нежно рдея,

И кроткий лев у ног анахорета
Лежит и дремлет под псалмов журчанье,
И в откровении теней и света
Вдали встают, как давние преданья,

Готические города, темницы,
Соборы, площади и римские фонтаны,
По улицам грохочут колесницы
Великолепного Максимильяна

Среди толпы, и музыки, и криков.
И этот мир таит в себе глубоко
Весь этот пир обличий, красок, ликов –
Художника всевидящее око.

Душа еще полна видений.
Ей чудится подземный свод,
И знаки мертвых поколений
Она с волненьем узнает.

Кто ей в скитаниях поможет?
За ней – некрашеный порог.
Уже ее во тьме тревожит
Могильный осторожный бог.

Бормочут тише, глуше маги,
Всё уже страстное кольцо.
И в огненном сияньи влаги
Горит любимое лицо,

И ниспадают покрывала,
И обнажаются миры.
Но всё, что сердце предсказало,
Лишь отсвет роковой игры,

Улыбка сфинкса средь пустыни,
Пути, подвластные судьбе…
О, знанье полное отныне
Тебя во мне, меня в тебе.

Ночных небес томительный избыток,
И вспышки краткие июньских гроз,
И в лепестках поблекших маргариток
Полупризнанье, длительный вопрос,

И влажных губ невнятный жаркий лепет,
И первых капель сбивчивый ответ,
Зарниц далеких неизбежный трепет,
И мрак и свет, и снова мрак и свет.

Чем ты противилась сильней,
Уединяясь безрассудней,
Оберегая скудость дней –
Безлюбые глухие будни,

Тем я упорнее ловил
Твое невольное волненье,
Как пенье голубых светил,
Как волн полночное кипенье.

И легкое движенье плеч,
Стесненных осторожной тканью,
Твоя прерывистая речь,
Досада и полупризнанье –

Всё приближало ясный час,
Когда поблекнут все утраты
И алой кровью свяжет нас
Слепой, пылающий, крылатый.

У солнечной стены стоит сосна
Зеленая, в лазури утопая.
В моей душе нежданная весна
И торжество негаданного мая.

И озеро, и лес, и берега,
Где тихо бродят кроткие олени,
Нелегкие редеют облака
И воздух пьян игрою светотени.

Боюсь нарушить строем медных лир,
О радости гремящих невозможной,
Боюсь смутить настороженный мир
Твоей души певучей и несложной.

В тот ясный край дорогу вновь найду ль?
Но ближе лета полнозвучный голос.
Уж золотит невидимый Июль
Твоих волос отягощенный колос.

О хореямбы утренней зари,
Как восклицанья девушки влюбленной.
Анапесты ты сумраку дари
Над гладью вод, над тишиною сонной.

Трибрахии покажутся порой
Объятиями свиданья и разлуки,
И мир, ритмической взволнованной игрой,
Пусть снится.

Ты протягиваешь руки
Из круга узкого судьбы и дольних мук
К размерным колебаниям эфира.
И вот ты весь – дыхание и звук,
Миры колеблющая лира.

Октябрьский холодный небосклон,
Избыток чувств и красок увяданье.
И убывающих лучей лобзанье.
Круженье листьев. Поворот времен.
Не в первый раз. А всё глядишь на мир,
К которому привыкнуть ты не можешь,
Воспоминания напрасно потревожишь:
Летит душа в разреженный эфир
Сквозь облака, и бури, и туман,
И жизнь, и смерть в стремленьи забывая, –
Так птиц летит упорный караван
К сиянию полуденного рая.

О юноша, счастьем ты был побежден, и не раз.
Всю горечь изведал утраты и весь одиночества холод.
И снова в сияньи твоих торжествующих глаз
Безумие пело: я вечен, я счастлив, я молод.

Осенние истлели багрецы
И нежные бледнеют акварели,
И дуют ветры – легкие гонцы
Зимы – в похолодевшие свирели.

И серые струятся облака
В разреженной чувствительной лазури,
Твоей души касаются слегка.
Не призывай довременные бури.

Не облекай в их стон твой смертный страх –
И жизнь, и смерть теперь неуловимы:
Они смесились в тонких тростниках,
Как над рекой опаловые дымы.

Только нежный, бледно-голубой
Полог неба и ландшафт спокойный.
Звезды, вечер, пруд и тополь стройный.
Насладись минутною игрой
Облаков, и света, и созвучий,
Полнящих еще немую грудь,
Погрузись, отдайся, и забудь,
И себя надеждою не мучай.
Отступи в мерцание глубин,
Слушай шепот листьев – зов Орфея,
Ничего в прошедшем не жалея,
Цельного мгновенья властелин.
И звезда зажжется над тобой.
И ты будешь как ландшафт спокойный –
Вечер, пруд, и тонкий тополь стройный,
И бессмертный полог голубой.