Андрей Максимов - Многослов-2, или Записки офигевшего человека

Если вдруг начать говорить языком совсем непарламентским, то можно будут сказать так: дипломатия – это стремление обмануть другое государство таким образом, чтобы, с одной стороны, были соблюдены все приличия, а с другой – чтобы твоему государству было хорошо.

Дипломат видит мир как бы через призму интересов собственного государства – работа у него, у дипломата, такая. А главный из этих интересов – сохранение суверенитета, то есть независимости и самостоятельности.

Само слово «суверенитет» ввел в обиход французский юрист и философ Жан Боден. Случилось это лишь в XVI веке, а до этого, замечу, – то есть большую часть своей истории – люди как-то прекрасно обходились безо всякого суверенитета. Поначалу слово это вообще не имело никакого политического смысла, а означало лишь абсолютную власть сюзерена. (Напомню: сюзерен – это такой феодал, который властвовал над вассалами.) Однако постепенно все как-то прониклись мыслью, что нет в жизни страны ничего более важного, чем ее суверенитет.

Двадцать веков – только в новое время – бились дипломаты всех государств за суверенитет своих стран, чтобы в начале XXI века случился экономический кризис, который доказал, что, по сути, никакой независимости нет ни у одного, даже очень сильно развитого государства.

Нет, если для лозунгов, для конституций, для всевозможных выступлений политиков – тогда, конечно, суверенитета навалом. Но если мы договоримся, что независимость – понятие в первую очередь экономическое, тогда возникает много вопросов по поводу экономической независимости в начале XXI века.

Можно сколь угодно орать о независимости на площадях (на площадях крики о суверенитете звучат особенно красиво и значимо), но если тебе нечем прокормить своих граждан, все эти крики – не более чем попытка перекричать воробьев. А что показал экономический кризис? В одном, отдельно взятом государстве рухнул один, отдельно взятый ипотечный банк, и затрясло всю экономическую систему мира. Так вы о каком суверенитете говорите, господа?

Однако причины экономического кризиса до сих пор отчетливо не известны никому. Но кризис показал: экономики всего мира связаны столь прочно, что понятие «экономический суверенитет» весьма и весьма относительно.

Впрочем, продолжим о дипломатии. Владимир Иванович Даль определял дипломатию как «науку о взаимных сношениях государей и государств вообще». Уинстон Черчилль писал о профессии дипломата несколько по-другому: дипломат, считал Черчилль, это человек, который дважды подумает, прежде чем ничего не сказать.

Дипломаты собираются, разговаривают примерно так, как писал великий англичанин, а потом уже политики подписывают дипломы, то есть договоры. Так вот история и движется.

Первый в мировой истории договор назывался «Благой договор о мире и братстве, устанавливающим мир навеки». Написан и подписан он был на серебряных досках египетским фараоном Рамсесом II и царем хеттов Хаттусили III. Случилось сие событие в 1278 году до нашей с вами эры. Надо сказать, что договор был подписан после того, как хетты и египтяне воевали едва ли не целый век. То есть с самого начала так повелось: сначала люди подерутся, подерутся, поубивают друг друга, а потом – давай подписывать мирные договоры.

Если вы вдруг возьмете замечательную книгу «Всеобщая история дипломатии», то убедитесь, что процентов на девяносто – это книга об истории войн. Нормально? История дипломатии равна истории войн. Дипломаты то пытались войны предотвратить, то провоцировали их, то использовали. Кстати, с предотвращением войн у дипломатов получилось куда как хуже, чем, скажем, с их использованием.

То, что история дипломатии – это история войн, а не история мира, – ни в коей мере не оценка (и тем более не приговор) дипломатии, а оценка (и, увы, быть может, приговор) всем нам, человечеству.

Дипломатия как способ договориться возникает тогда, когда нет дружбы. Если дружба есть, то дипломатия вроде как и не нужна. Неслучайно ведь в повседневной жизни мы называем дипломатом того человека, который не умеет искренно дружить и вообще не очень умеет быть искренним. А какой у нас антоним слову «дружба»? Правильно: война. Вот тебе и история дипломатии: когда государства не могут договориться (а они, как правило, не могут договориться), тогда и вступает в дело дипломатия.

В главе «Война» мы уже говорили о том, что во всей мировой истории было лишь 300 мирных лет. В какой-то степени можно говорить о том, что это и есть оценка деятельности мировой дипломатии. Но куда в большей степени это оценка всех нас, людей-человеков, составляющих человечество.

Французского короля Людовика XI считают родоначальником современной дипломатии. Историки считают, что он и его главный дипломат Филипп де Коммин заложили основные принципы современной дипломатии.

Посмотрим, чему конкретно учил де Коммин своих послов: «Послы не выходят из рамок своих обязанностей и не злоупотребляют своим долгом, предаваясь шпионажу и торговлей совестью». Сам же Людовик считал, что основная задача дипломата – обмануть своих врагов и не быть обманутым самому. Разве виноваты дипломаты в том, что их деятельность является не просто ярким, а кричащим примером того, что мы, люди, относимся к иным, чужым представителям рода человеческого, как к врагам?

В связи с тем, что на протяжении столетий война являлась главной заботой дипломатии, один из основных вопросов дипломатии, на мой взгляд, звучит так: «Против кого дружим?» Именно необходимостью дружить против своих врагов и объясняется то, что одни страны устанавливают – или не устанавливают – дипотношения с другими странами. По-умному это называется «соблюдение геополитических интересов».

А попросту происходит так. Французы не любят англичан. Так исторически сложилось. Геополитические интересы у них не совпадают. Идет к концу XVIII век. И тут вдруг английские колонии в Америке говорят о создании собственного государства, то есть о независимости и суверенитете. Англия, понятно, начинает с ними воевать. Французский король Людовик XVI при слове «независимость» хватается за мушкет (предчувствует, видать, что будет последним французским королем, что обезглавят его и покажут голову короля счастливому народу). Поэтому король громогласно объявляет восставшие колонии мятежными. Но англичане – еще противней, чем независимость, поэтому негласно король мятежникам помогает. Надо ли добавлять, что Франция была первым государством, признавшим США?

Первым государством, признавшим Израиль, был СССР. Советским деятелям казалось, что новое государство будет проводить наши интересы на Ближнем Востоке. Когда же выяснялось, что проводить Израиль будет вовсе даже не наши интересы, дипотношения с этой страной были прерваны на долгие годы. А Советскую Россию, к слову сказать, первой признала Германия. Что стало с советско-германской дружбой в 1941 году, всем нам очень хорошо известно.