Андрей Максимов - Многослов-2, или Записки офигевшего человека

Прежде чем журналистика появилась, надо было очень много чего изобрести. Все эти изобретения использовала, конечно, еще и литература, но о ней мы поговорим в свой черед. Здесь же заметим, что любая глупость, написанная в современной газете или журнале, – есть результат многих открытий, которые делало человечество на протяжении своей истории.

Для начала человечеству необходимо было научиться писать. Человечество в целом (как всякий ребенок в отдельности) сначала научилось разговаривать, а уж потом – записывать слова. Где-то в 3000 году до нашей эры шумеры и некоторые другие народы совершили открытие: они поняли, что слова можно записывать с помощью определенных знаков. Таких знаков у шумеров набралось несколько тысяч! Сходу-сдуру такое количество, конечно, не выучишь. Людей, которые сумели это сделать, среди шумеров отыскивалось немного, и эти терпеливые люди очень ценились. В сущности, шумеры-писатели были одновременно шумерами-читателями. Надо признать, что с изобретением алфавита традиция самим читать то, что написал ты и люди твоего цеха, – исчезла.

Алфавит придумали финикийцы, которые жили в Восточном Средиземноморье и прекрасно себя чувствовали, покуда их не захватил Александр Македонский. Этим самым финикийцам пришла в голову блестящая мысль: можно придумать специальные знаки не для слов, а для звуков! То, что сегодня нам кажется чем-то абсолютно естественным, когда-то было подлинным открытием!

Неприятный парадокс ситуации заключается в том, что все тексты, написанные изобретателями алфавита, исчезли, кроме надгробных надписей. Финикийцы писали на папирусе, а это, как нынче бы сказали, ненадежный носитель информации. Вот и получается: от изобретателей алфавита остались только тексты на могилах. Нехорошая какая-то метафора. Не будем над ней долго размышлять, пойдем дальше.

Однако это еще не было окончательным изобретением письменности. Дело в том, что строка у финикийцев вилась, как змея, без перерыва, и читать ее приходилось слева направо, а потом – справа налево. И только мудрые греки приняли вариант слева направо, который нынче распространен на большей части земного шара.

Для того чтобы журналистика приобрела тот вид, который имеет нынче, надо было изобрести бумагу. Это сделал настоящий китаец по имени Цай Лунь. А знаете ли вы, кем работал изобретатель бумаги? Евнухом. Не надо обладать особой фантазией, чтобы представить, какая должна быть тоскливая жизнь у евнуха: всю жизнь терпеть танталовы муки – видеть воду и не напиться. Я думаю, что именно от тоски Цай Лунь и изобрел бумагу, чтобы потом на этом изобретении тоскующего евнуха и были написаны величайшие книги и доносы, философские произведения, меняющие наши представления о мире, и миллиарды любовных записок, меняющие жизнь людей. Правда, после изобретения бумаги ему были пожалованы титул и богатство.

Бумагу изобрел евнух. Первый алфавит остался только на надгробных плитах. Такие вот символы – метафоры лежат в основе журналистики и литературы.

Есть бумага. Есть письменность. Пора изобретать печатный станок. Правильно: мы называем первопечатником Федорова, они – Гуттенберга. Правда, Гуттенберг напечатал книгу почти на сто лет раньше Федорова, и как могло случиться, что за целый век изобретение Гуттенберга до России не дошло, – не ясно. Ну и не важно: дороги в России плохие, к тому же «мы ленивы и нелюбопытны», поэтому будем считать первопечатником Федорова. Ну, право слово, обидно, что печатный станок изобрели не в нашей книжной и очень духовной России. Так что пусть первым будет Федоров, тем более он памятником стоит, каждый может глянуть при желании.

А вот с изобретением Гуттенберга произошла история весьма, доложу я вам, мистического свойства. История, вкратце, такая: как и большинству гениев, Гуттенбергу всегда не хватало денег. И он их одолжил у человека, которого по некоторым источникам звали доктор Фуст, а по другим – внимание! – доктор Фауст.

Этот самый Фуст (или Фауст) в один не прекрасный момент потребовал деньги обратно. Гуттенберг был слишком занят своим изобретением, и ему пришлось отдать доктору свой станок. Поэтому, строго говоря, первую книгу выпустил не сам Гуттенберг, а доктор Фуст (или Фауст).

Известно, что герой великого произведения Гете – доктор Иоганн Фауст – лицо историческое, то ли шарлатан, то ли естествоиспытатель. Но мог ли Гете не знать о докторе Фаусте, который издал первую книгу? Так ли уж случайно, что человек, который хотел остановить мгновение, носит имя того, кто напечатал первую книгу? Ведь что такое книга, как не остановленное мгновение? Ну разве не мистическая история?

Письменность есть, бумага есть, печатный станок изобрели – надо начинать чего-нибудь издавать. Нет, необходимо еще назвать то, что будем издавать. Газету назвали в честь мелкой монеты «gazzetta» – за нее в Венеции можно было купить первые, еще рукописные, газеты. (Как говорят футбольные комментаторы, «для любителей статистики сообщу», что первая газета появилась именно в Венеции в 1563 году.) Опять же, не хочу сказать ничего дурного или намекнуть на что-нибудь нехорошее, но как не увидеть символа в том, что столь знакомое нам слово «газета» переводится не как… я не знаю… смысл, или гражданская позиция… или, на худой конец, – собрание мнений… Нет, газета – это не что иное, как мелкая, разменная монета.

Правда, с происхождением слова «журнал», которое и породило сам термин «журналистика», все-таки дела обстоят получше. Тоже не особо возвышенно, но зато и не унизительно. Происходит от французского слова «jour», что значит «день». Кстати, слова «дежурный» и «журнал» имеют одно происхождение, что и символично, и приятно.

Теперь поглядим, откуда взялись другие, несомненно важные для журналистики слова. Название самого уважаемого в журналистике жанра – «публицистика» – происходит от того же самого латинского слова «publicus», что и собственно слово «публика». Поэтому можно смело утверждать, что первыми известными истории публицистами были ораторы в Древней Греции и Древнем Риме. Причем, если в Древней Греции публицисты-ораторы все как-то больше философствовали, то в Древнем Риме были вполне такие конкретные ораторы, которые изобличали своих политических врагов, а также объясняли желающим, как жить правильно. То есть публицисты-ораторы Древнего Рима от наших публицистов ничем принципиально не отличались.

Кстати говоря, слово «оратор» происходит вовсе даже не от того глагола, про который вы подумали, а от латинского слова «orare», что означает «говорить, излагать». Однако признаемся, что знатоков латинского языка у нас не так-то и много, и то, что мы убеждены: мол, оратор – это тот, кто орет (а вовсе даже не тот, кто излагает), в нашем разговоре не так уж и неверно. Потому что журналист – это вот именно тот, кто орет, журналист – это тот, кто хочет докричаться до людей.