С.-Х. Нунуев - Чеченцы

Как сизый голубь, утро прилетело
И опустилось в замершем саду,
Где, заневестясь, вишня в платье белом
Стоит у всей округи на виду.

Уже ведром горянка загремела:
Спешит к ручью, приветствуя рассвет.
А солнце, встав на цыпочки, несмело
Из-за горы глазеет ей вослед.

Подожди, не прячься за горами,
Подожди немного, ясный день,
Не спеши оставить между нами,
Словно стену, темноту и тень.
Я прошу, не гасни надо мною,
Подожди немного, светлый день,
Очень виноват перед тобою —
Целый день я дома просидел.
Я еще не жил сегодня, даже
Не успел напиться и воды.
Я еще людей не видел, дай же
Поглядеть на них до темноты…

День уходит, постепенно тая,
Сумерки ползут по следу дня…
Вот он речку перешел, блистая,
Он не может больше ждать меня.
Ясный день костром пылает красным.
Светлый день огнем уже горит,
И, мигая мне огромным глазом,
Исчезает за спиной горы…

Ты не сердись:
Я только на минуту.
Незваный гость,
А все же не гони.
Я притулюсь на краешке уюта,
Как будто в те
Неправдашние дни.
Я сам не свой…
Со мной такое редко.
Не прогоняй, дай дух переведу.
Передохну,
Докончу сигарету
И, как пришел,
Из памяти уйду.
Я день за днем
Плутал в лесу просчетов.
И, хоть до слез
Упущенного жаль,
Не мне винить
В утраченном кого-то
И самому себе читать мораль.
Но кто о чем,
А я опять про то же —
Опять судьбу
Листаю наизусть.
К тому же, словом делу не поможешь,
Не надоел?
Но я не засижусь.
Уже пора.
Спасибо за молчанье.
Я непривычно много говорю?
Да вот устал, и годы за плечами…
Но разрешишь,
Я снова закурю?

Вершины вытянулись в ряд,
Их темя лысое в тумане.
От ветра времени крестьяне
Следы минувшего хранят.

В ущелье, темном и сыром,
Не скачут солнечные блики;
А башни дремлют даже днем,
Как одряхлевшие владыки.

Дорога, как змея, ползет,
Карабкается на вершину,
А горная река с высот
Бежит, по-лисьи выгнув спину.

И небо голубым огнем
Прольется вниз с надгорной шири…
Вон монастырь — а, может, в нем
Томился в келье бедный Мцыри?.

Мошкара клубится роем,
Длится сумеречный час.
За соседнею горою
Луч метнулся и погас.
Вечер долог, сумрак тонок,
Свет и тьма еще в родстве.
Как проказливый ребенок,
Ветер шастает в листве.
Сон спешит, густеют тени
Речка путает слова.
И в одном переплетенье
Слиты ночь и дерева.
Птица кинулась в испуге,
Пронеслась — и не слышна.
И опять во всей округе
Верховодит тишина.

И ждать не ждал,
И думать позабыл.
А повстречал — и весь мой труд напрасен.
Но я ж простил,
Отрекся,
Позабыл!
Я сжег мосты и память обезгласил.
Я приказал рассудку: «Замолчи!
Она мертва, ушла бесплотной тенью.
Перетерпи.
Не мне тебя учить
Нерадостному мужеству забвенья».
Но вот стою — и горькие года
Не властны над восторженностью прежней.
А ты —
Несуетлива и горда,
И смотришь
Веселей и безмятежней.
Будь счастлива:
Моя печаль не в счет.
Нас время полюбовно рассудило.
Пускай оно
По-старому течет:
Ты — в сердце,
Ты вовек не уходила.

Как пожухлая медь,
Осыпаются дни нашей жизни —
Отрывной календарь
Невезений и редких удач.
Вот уходит один —
Ты лицо заслони в укоризне,
Отлетает другой —
Ты его, словно друга, оплачь.

Он был ярок, что плод,
На губах не оставивший вкуса,
Переменчив, как сон,
Как закат, растерявший огни.
Погоди, не спеши,
Пересиль эту слабость искуса:
Проследи его ход —
И бестрепетно в завтра шагни.

Видишь, время не ждет —
Все стрекочут его шестеренки,
И сегодняшним днем
Закрепляя вчерашнего след,
Поспеши записать
На металле, на камне, на пленке
Все, что было с тобой
И чего для тебя больше нет.

Как пожухлая медь,
Осыпаются дни нашей жизни —
Отрывными страницами календаря
Ты им вслед погляди
И лицо заслони в укоризне:
Сколько прожито лет,
Сколько по ветру пущено зря!

Ну что ж,
Всему приходит этот срок —
Похоже, время облагает данью.
Но помолчим…
Я все сказал, что мог…
А ты чиста и выше оправданий.
Пускай просчет останется ничьим,
Хотя итог
Взаимностью печален.
Но лучше напоследок помолчим,
Как, помнится,
Влюбленными молчали.

Над зеленой долиной
Дрожит ручеек на весу.
Дует ласковый ветер
В кудрявом Веденском лесу,
И на этом ветру
Шелестит, словно зыбкий ковыль,
Еле слышная песня,
Седая абрекская быль.

О, рассказ о героях,
Что в те отгоревшие дни
Умирали в лесах
За свободу родимой Чечни!
Мнится, жизнь их была
Даже этой листве дорога,
Их природа сама
Укрывала от взора врага.

И лепечет ручей,
Вьется ветер в зеленой тени.
Зелимхану слагают
Хвалебную песню они:
— Зелимхан Харачойский!
Привет тебе, славный джигит!
Пусть народная память
Вовеки твой сон сторожит!

О свободе народной
Звенел твой бесстрашный кинжал
Бедноту, Зелимхан,
Ты своею семьей называл.
Ты детей и жену
Предоставил заботам судьбы,
Бросил дом
И пришел
В этот лес для великой борьбы.

Здесь играли метели,
Взвивая серебряный прах,
По ночам завывали
Голодные звери в горах.
За народное дело
Ты бился, народный герой,
Этот путь для тебя
Был родней,
Чем семья и покой.

Став абреком,
Себя
Ты великим лишеньям обрек,
По суровым горам
Ты оленем блуждал, одинок,
Ты свой слух напрягал:
Не таится ли враг за спиной?
По-орлиному взор твой
Сверлил этот сумрак лесной.

Ты не спал по ночам:
Не таится ли недруг в тени?
Но тебя охраняла
Природа родимой Чечни.
Если голод томил,
Ты был рад, ежевику найдя,
Если мучила жажда,
Ты рад был и капле дождя.

Было небо само
Одеялом твоим голубым,
А родная земля —
Незастеленным ложем твоим.
Ты подругу имел —
Закаленную шашку свою,
Ты имел побратима —
Кинжал, выручавший в бою.

Ты бродил, одинок,
По хребту истощенной страны
И выслушивал
Жалобы
Сонной лесной тишины.
А когда, утомлен
Тяжким грузом неслыханных дел,
Ты к жилищам людей,
Словно раненый сокол, слетел,