Доминик Сурдель - Цивилизация классического ислама

Эти последние сооружения выделялись среди городских домов, по преимуществу легкой постройки, своими более долговечными, если не всегда более пышными конструкциями. Их планировка, изначально довольно простая, поскольку речь шла всегда о расположении ряда келий для учеников, суфиев или больных и общих помещений для собрания и молитв, напоминает схему частных жилищ. Это объясняет их первоначальную структуру, несмотря на тщетные дискуссии, долгое время возникавшие между археологами. Сегодня очевидно, что Мадраса, впрочем, как и обитель суфиев или больница, не всегда и не везде представляли собой здание с центральным двором, на который открывались четыре айвана, тем более такой вид не был принят за образец. Но локальные обычаи в комбинации с общей тенденцией к имитации определенных моделей породили большое структурное разнообразие зданий этого типа в зависимости от их местоположения. Во всяком случае, идет ли речь о скромных сирийско-аййубидских Мадраса, или о более грандиозных конструкциях того же времени, возведенных в сельджукидской Анатолии, или о мамлюкских зданиях, в числе которых знаменитая Мадраса султана Хасана в Каире, — мы имеем дело с памятниками, украшающими постсельджукидский город изысканно отделанным фасадом и воспроизведением темы торжественного портала, долгое время бывшей привилегией дворца или мечети и многократно потом повторенной в малых городских конструкциях. Таким образом, эти разнотипные здания, каждое из которых было снабжено молельней, порой идентичной настоящей мечети, придавали постсельджукидскому городу его неподражаемый облик и в некоторой степени определяли его планировку, хотя их развитие не было типичным для исламского города вообще.

В старину религиозная и интеллектуальная жизнь, в сущности, была сосредоточена исключительно в мечетях, молельнях и иногда в частных домах, где преподавали законоведы. Более того, влиянию религиозных предписаний можно приписать также распространение бань с парильнями, или хаммамов, которые давали возможность совершить обязательное перед молитвой большое омовение и нередко рассматривались поэтому как необходимое дополнение молитвенного места. Но подобно тому как исламские хаммамы восходили к более древней цивилизации, отводившей известное место термам, так и исламский город многое воспринял от эллинистического или византийского города, который он в свое время постепенно заместил.

От предшествующих цивилизаций исламский город унаследовал, в частности, прямоугольную планировку улиц и кварталов, которая будет использоваться довольно часто. Но такое наследие предполагало, прежде всего, достаточный подвод воды в город и ее щедрое распределение по всем публичным и частным зданиям. Фонтаны и бассейны, снабженные памятными надписями, воспроизводящими лирические мотивы Корана на тему воды или религиозные предписания, расценивающие милостыню как необходимое благодеяние, в сущности, продолжали линию античных нимфеев. Это же относится к водохранилищам и акведукам: они не были изобретением исламской цивилизации, они либо усовершенствовались в древних городах, либо создавались в заново основанных населенных пунктах — можно лишь подчеркнуть мастерство и техническое совершенство, с которым проводились, например, гидравлические работы в аглабидском Тунисе.

Воду подводили издалека, сохраняли, распределяли и, если можно так сказать, учитывали, благодаря системе водонапорных башен и вторичных распределителей, функционирование которых хорошо известно на примере городов Дамаск и Халеб. Каналы, которые наполнялись простыми отводными руслами в Дамаске или с помощью водоподъемников — в Хаме и значение которых для земледелия рассматривалось выше, играли и здесь важнейшую роль, а в отдаленных, неблагоприятных местностях иногда приходилось также транспортировать воду вьючными животными. Подробные предписания, известные нам относительно ирригации оазисов, обеспечивали слаженное функционирование всей системы, вверенной в основном заботам муниципальных властей, — согласно заимствованной, вероятно, античной практике, интегрированной в исламские обычаи, о чем обычно умалчивают.

Тот же практический эклектизм, позволяющий использовать достижения прежнего наследия, проявлялся и в религиозной области. Самый поразительный тому пример — воспринятые исламом «священные города», к которым следует отнести как Мекку, обладавшую уже в языческие времена священным харамом, так и палестинские, почитаемые иудейской и христианской традицией города, подобные Иерусалиму или Хеброну. Пример Мекки, конечно, уникален, поскольку исламизация этого культового места была делом самого Пророка, приспособившего учение Корана к полностью заимствованным им ритуалам. А двойственное чувство, развивавшееся на протяжении всего исламского Средневековья в отношении «людей Книги», многие письменные традиции которых в той или иной форме были восприняты новой религией, обусловило стойкое почитание святилищ, связанных с памятью иудеев или христиан.

Сердцем мусульманского Иерусалима, таким образом, всегда оставалась древняя эспланада иерусалимского храма, где в начале VIII в. были возведены наиболее знаменитые после мек канской Каабы и мединской мечети религиозные монументы ислама: достаточно назвать Купол над Камнем и мечеть Ал-Акса, которые и сегодня по-прежнему величественны, несмотря на перенесенные ими разрушения и переделки. Исламизация уже существовавших культовых мест, которая произошла с хебронским харамом или со святилищами Семи спящих, определила структуру и других городских агломераций, где соборная мечеть естественно возводилась, как в Дамаске, на том самом месте, где стояли прежде почитаемые языческие или христианские храмы. Точно так же трансформации в общей эволюции исламской цивилизации в постсельджукидскую эпоху отразятся на облике города. Начиная с XII в. в городских агломерациях все чаще станут возрождаться древние святилища и места паломничества. Почитаемые в народе иной раз с суеверной набожностью, они либо принимались без изменений, если отсылали к Библии, либо обретали новые имена и становились объектами регулярного паломничества. Их интеграция была неразрывно связана с повсеместным умножением объектов поклонения и паломничества более позднего характера, которые составляли особый предмет гордости города и увековечивали память ветеранов священной войны, духовных лиц, известных своими добродетелями, если не чудесами, и многочисленных имамов или других шиитских мучеников.

Составные части исламского города в ходе столетий уравновешивались по-разному. Со времен экспансии ислама преобладали два типа городов: во-первых, новые, во-вторых — города покоренные и освоенные новыми господами. Расположение городов первого типа, связанного с процессом перехода кочевников к оседлости, определялось стратегическими потребностями, точнее, присущей всякой длительной военной кампании необходимостью обеспечить зимовку войск в надежных, специально выбранных для этой цели местах. Когда арабские воины начали селиться в завоеванных странах: Сирии, Ираке и Египте, — они устраивались, по сути дела, в лагерях, которые изначально создавались как временные, служили отправной базой для сезонных походов и давали возможность иметь постоянную связь с находившейся в Аравии столицей империи. Такие лагеря, где воины группировались по племенам, вскоре сделались устойчивыми образованиями: в Ираке это были новые города Басра и, позднее, Куфа, в Египте — Фустат, в Сирии — Джабийа, которую тем не менее завоеватели впоследствии оставили, чтобы закрепиться в древней сирийской столице и рассеяться по всей провинции, — особая судьба этого лагеря объясняется, несомненно, непродолжительностью войны арабов в Сирии с византийскими армиями, которые ушли из страны без серьезной борьбы и укрылись за Аманусом. Несколько позднее в Иране и Магрибе в свою очередь были основаны другие лагеря, такие как Кайруан на внутренней равнине Ифрикии, неуклонно процветавшие вплоть до эпохи Зиридов, и такие как создававшиеся в иранских провинциях центры, обреченные на быстрое уничтожение в череде бунтов не обращенного в ислам коренного населения.