Жак Ле Гофф - Цивилизация средневекового Запада

Этьен де Мюре

Основатель ордена Гранмон в 1047 г. (см. Монашеские ордены).

Ювелирное дело

Основное искусство, поскольку занималось драгоценными материалами, создавая сокровища. Ювелира (как и кузнеца) почитали и побаивались.

Явления

Разрывали монотонность средневекового существования, в частности монашеской жизни. Добрые или злые (дьявол). Свойство «богоявленческого» менталитета и восприятия, для которых характерна постоянная готовность к вторжению сверхъестественного в земную жизнь.

Яков Ворагинский

Родился около 1230 г., умер около 1298-го, ломбардский провинциал доминиканского ордена (1267–1286), архиепископ Генуи (1292), автор «Истории Генуи» («Chronicon januense») и, главное, «Золотой легенды», сборника житий святых, рассказывающего в основном об их чудесах, очень популярного произведения, представляющего собой краткие изложения агиографических поверий.

Якопоне да Тоди

Итальянский религиозный поэт конца XIII в. (1236–1306). Будучи знатного происхождения, поначалу вел светскую жизнь, затем вступил в третий орден францисканского братства, позднее, после смерти жены (1268), стал братом в миру. Принял активное участие во внутренних спорах ордена на стороне поборников абсолютной бедности, спиритуалов. Заточенный по приказу папы Бонифация VIII за подписание манифеста, объявляющего незаконным избрание понтифика, сочинил во время заключения «Laudi», лирические поэмы, в которых выразился его мистический опыт и которые составляют одну из вершин францисканской духовности. Ему же приписывают «Stabat Mater».

Ярмарки

Обеспечивали средневековое общество продуктами, которые невозможно было найти в своей местности. Поддерживались Церковью, освящавшей ярмарки, и правителями, учреждавшими на своих землях право защиты ярмарок. В XII–XIII вв. наиболее важными были шампанские ярмарки: Труа, Шалон, Провин, Ланьи.

Историческая наука в нашей стране переживает глубокий и затяжной кризис. Его причины многообразны. На протяжении десятилетий советские историки находились под неусыпным и бдительным контролем тоталитарных партийно-государственных инквизиторов, контролем, который серьезно ограничивал, а зачастую и исключал независимое научное исследование. Свободная мысль пресекалась и преследовалась, архивы были закрыты, знакомство с новейшей зарубежной научной литературой было существенно затруднено и вследствие заключения немалой ее части в пресловутые «спецхраны», и в силу того, что наши библиотеки, бедные валютой, были лишены возможности получать новые публикации в должном объеме. Почти вовсе не переводились на русский язык произведения «буржуазных историков». Международное научное сотрудничество было сведено к минимуму и приобрело столь уродливые формы, что основная масса отечественных историков была практически отрезана от мировой исторической науки. Все это обрекало их на провинциальную отсталость. Распались те научные школы историков, которые еще сохранялись в первые послевоенные годы.

Но дело отнюдь не сводилось к внешним препятствиям. Главное, что мешало нашим историкам достигнуть уровня мировых научных стандартов, заключалось во внутренних, органических препятствиях. Монополия марксизма, к тому же понимаемого узкодогматически, в упрощающей ленинско-сталинской интерпретации, наложила неизгладимый отпечаток на историческую мысль. Свою задачу многие историки видели в иллюстрировании тезисов исторического материализма, а вовсе не в том, чтобы добывать объективное новое знание живой истории. Теоретические схемы, которыми руководствовались историки, отличались узостью и односторонностью. Соответствующим образом строилось обучение истории — и в общеобразовательной, и в высшей школе. Результат — глубоко искаженное историческое сознание общества. Подлинное знание подменено мифами. Все это — симптомы глубокой болезни общественного сознания, ибо без открытого взгляда на историю оно обречено оставаться искаженным. Не зная прошлого, невозможно ни правильно ориентироваться в современности, ни планировать будущее.

Преодолеть отставание и сектантскую замкнутость столь же трудно, как и избавиться от застарелых стереотипов. В условиях глубокого, обвального кризиса марксизма, в рабской зависимости от которого находилась мысль советских обществоведов, нужно заново обратиться к осмыслению гносеологических проблем истории, свободно и непредвзято обсуждать общие и специальные методы исторической науки. Главнейшая задача в этом отношении состоит, по моему убеждению, в том, чтобы освоить огромный исследовательский «задел» современной мировой историографии. Нашим историкам, равно как и всему читающему обществу, необходимо наконец познакомиться со всем тем ценным, что было создано в области исторического знания на протяжении последних десятилетий.

А создано немало. Среди направлений историографии, пользующихся признанием ученых, особое место занимает французская «новая историческая наука» (La Nouvelle Histoire). На самом деле она совсем уже не новая — она перевалила за шестой десяток своего существования. Новая она — по принципам исследования, по выработанной ею гносеологии, по разрабатываемой ею проблематике. У истоков этого научного течения стояли два великих историка XX в. Марк Блок и Люсьен Февр. [12] Из трудов Марка Блока (1886–1944) на русский язык переведены «Характерные черты французской аграрной истории» (М., 1957) и «Апология истории, или Ремесло историка» (1-е изд. М., 1973; 2-е дополненное изд., 1986) (в это издание включены отдельные разделы монографии Блока «Феодальное общество»). Из трудов Люсьена Февра (1878–1956) переведены «Бои за историю» (М., 1991) — собрание его методологических статей разных лет. В 1929 г. они основали исторический журнал, носящий ныне название «Анналы. Экономики, общества, цивилизации» («Annales. Economies. Societes. Civilisations»). To было событие, оказавшее огромное воздействие на дальнейшее развитие исторической науки во Франции, а затем и в других странах, и поэтому «новую историческую науку» часто называют еще «школой «Анналов»», хотя сами «анналисты» предпочитают говорить не о «школе», что предполагает приверженность определенным научным канонам и единой методологии, но о «духе «Анналов»».

На смену повествовательному историописанию, которое рабски следовало историческим текстам и сосредоточивалось на восстановлении хода политических событий, Февр и Блок выдвинули принцип «история — проблема». Историк формулирует проблему и в свете ее отбирает те памятники, анализ которых может служить источником знания по этой проблеме. Проблемы истории диктует исследователю современность; но она диктует их ему не в каком-то конъюнктурном, сиюминутном плане, но в том смысле, что историк задает прошлому те вопросы, которые существенны для современности и задавание которых дает возможность завязать с людьми другой эпохи продуктивный диалог.