Пьер Шоню - Цивилизация классической Европы

Вот почему, закрывая вечную книгу Спинозы и бросая взор вокруг себя, мы задаемся вопросом, был ли Бог “Этики” способен доказать существование человека».

Это конец трагического видения человека и его положения, конец драматической, столь плодотворной для духа напряженности, стало быть, конец XVII века и уже абсолютный XVIII век. Совершился полный перенос прежде всего онтологических характеристик христианского Бога на природу, этот старый, облаченный по-восточному античный миф, перенос, возвестивший о финальном переходе от космологии Лапласа к пустой геометрической и тупой вселенной.

Драма Спинозы в его почти что уходе от времени. Картезианец восстановил связь с самым подлинным Аристотелем. Он был впереди столетия по полету мысли. И тем не менее, он вполне принадлежит XVII веку, этот крупный буржуа коммерческой Голландии. Политически он почти современен «доктринерам». Он современник Яна де Витта. Этот португальский еврей из республики духа более голландец, чем кажется.

Его механический монизм вполне мог увлечь XVIII век. Он слишком бесчеловечен, слишком безнадежен, слишком радикально ложен постольку, поскольку лжет о главном: о драматическом напряжении бытия, глубоком надломе человека, великом страдании унижения, без которого не было бы Голландии, исканий духа, а главное, Спинозы, который настолько пристрастился в 1672 году к паучьим боям между людьми, что едва не умер, чтобы отомстить за Яна де Витта, чья смерть — следствие трагической переоценки человеческого разума.

Восемнадцатый век с определенной точки зрения — это диалог со Спинозой. Докуда уступать спинозианскому искушению?

Не так далеко.

Поэтому XVIII век долгое время сохранял классическую эстетику. Избавился ли он от нее в действительности? Семнадцатый век явился нам как классицизм между двумя барокко, век восемнадцатый — в какой-то степени барокко между двумя классицизмами. Классический идеал формы в его основных чертах, несмотря на некоторые живописные уступки кривой линии, продолжает сохраняться долго после 1750 года. Первые колебания XVIII века. Он проникает гораздо осторожнее, чем это могло показаться в картезианских скобках.

Наконец, XVIII век осмотрительно спрятался за мифами замещения.

Deus sive Natura. Разумеется, добрая природа. Читайте Эрара. Старая волшебная природа, которая не спешит разом порвать с традиционным анимизмом. В ней больше христианского чудесного. Но замещается другое. Анимистическая природа бросает мостик между салемскими ведьмами, горевшими не так уж давно, и фокусами Калиостро и Месмера.

Не вспомнить ли в связи с этим всю историю франкмасонства, родившегося в Англии в начале XVIII века, в тех напуганных крушением официальной церкви унитарианских кругах, которые содействовали лишению ее сути? Вспомним о Дезагийе, об этом гугеноте Убежища, добром популяризаторе Ньютона, трудившемся ради рождения, а потом ради перехода на континент религиозной формы замещения. Социанство нуждалось в тайне. Франкмасонство, бывшее хранилищем тайн унитаризма, на континенте вскоре стало инструментом против Гадины.

Анимистическая природа — это природа мелких, отсталых мэтров. Это путь к механистической природе поколения Фонтенеля. Оно крепко цепляется за континент с 1720 по 1740 год, после Фонтенеля, в заранее проигранной борьбе против Ньютона. Эта таинственная, столь математизированная природа Ньютона внушает страх своей притягательностью, слишком трудной для понимания, вместо теорий толчка и круговорота, которые ничего не предвидели, но ободряли своей детской манерой изложения.

Природная природа или природа оприроженная. Dens sive Natura, или природа как нечто подсобное, рафинированная природа Великого Архитектора Вселенной, Ньютонова Бога так занятого смазыванием колесиков своих гигантских часов, что возникает вопрос: а есть ли у него еще время заниматься человеком? Ньютон же в этом не сомневался. Его Бог был воздающим и мстительным. Вольтер очень хотел бы в это верить или заставить в это верить. По крайней мере, он менее страшен, нежели большая черная дыра пустого Бога Спинозы. Таким образом, природа оприроженная ньютонианцев распространяется все быстрее. К 1770 году она стала мажордомом праздного Бога, которого избегал Лаплас, потому что, в сущности, не знал, что с ним делать.

И вот появляются первые проблески эволюционизма: Бюффон против неизменчивости Линнея, «Venus physique» Мопертюи (опубликованная в 1745 году), с ее белым негром (соображения о единстве происхождения различных рас, возникшие у него в связи с одним происшествием: рождением в Париже в 1744 году белого ребенка у черных родителей). Новая анимистическая природа возрождается с атеистом Мопертюи, «природная природа», но не столь исключительно геометрическая, как во времена Спинозы. Если бы Спиноза располагал лучшими микроскопами и подозревал всю меру сложности, которая начала открываться людям XVIII века.

Природа нужна была XVIII веку, чтобы думать о мире. Природа оприроженная Бога как нельзя лучше конституционного, природа природная неоспинозианцев, но не столь строго геометрическая, нежели природа «Этики» — биологический мир начинает приоткрывать свои непростые тайны.

Но прежде всего миф о природе позволял думать о социальном и человеческом порядке вне христианских матриц. Природа и мораль. Да здравствует природная мораль! Природа и религия. Да здравствует природная религия! Человек уже не представляется без природной религии, как честный человек в плену суеверий.

Благословенная природа. Она позволяет спокойно разрушить христианское здание, сохранив от него ровно столько, чтобы продолжать жить. как ни в чем не бывало.

Благословенная природа и благословенное счастье. Читайте Робера Мози. Как раз то, что надо, чтобы думать о социальном порядке. Восемнадцатый век пойдет за Джефферсоном вплоть до того, чтобы вписать 4 июля 1776 года the pursuit of happiness, [148] Стремление к счастью (англ.). — Примеч. ред. в статью американской конституции. Это естественное право рабовладельцы из Виргинии поместят наряду со свободой и собственностью среди прав, которые Maker, Великий Архитектор Вселенной, даровал человеку. Это self evident, это в природе вещей. Здесь сливаются «природная природа» и «природа оприроженная». Вы имеете то и другое, по выбору кандидата — гражданина свободной Америки. Рабов, которые были в природе социального порядка XVIII века, об этом не спрашивали. Они там существуют еще — вернее, уже — на уровне Negro spirituals , [149] Негритянских спиричуэл (англ.). — Примеч. ред. иначе говоря, на уровне пробуждения весьма древних вещей.

Очень симптоматично, что христианские мыслители, весьма жалкие личности XVIII века, — во Франции это Амбруаз де Ломбез, мадам Обер, Аврийон (Робер Мози перечисляет 42 имени — по одной только Франции и наугад), — насаждали те же самые мифы. Религия, верное средство обретения счастья на земле и небе, представляется так, что ни у кого не появляется ни малейшего желания быть счастливым подобным образом.