Лени Рифеншталь - Мемуары

«Красные дьяволы» — третий, и мой любимый проект. Идея эта посетила меня еще зимой 1930 года, во время работы над фильмом Арнольда Фанка «Бури над Монбланом». Тогда в Арозе, выйдя однажды из гостиницы на улицу, я была очарована незабываемой картиной: в белом сиянии зимнего пейзажа стояла группа из пятидесяти студентов в красных свитерах. (Фанк обязал статистов встать на лыжи для пробных съемок своей следующей картины — «Охота на лис».) Когда они неслись с крутых склонов, алый цвет вспыхивал в солнечных лучах — завораживающее зрелище, красное на белом. И тут я себе представила полностью горный фильм в красках. Тогда, в 1930-м, еще не делали цветных фильмов. Но в своем воображении рядом с красным я ясно видела также и синий — в данном случае женский цвет, состязание между красным и синим на белой основе.

Когда в Фреджене спустя две недели меня навестил синьор Паноне, он, прочтя написанные мной этюды, так вдохновился, что сразу же предложил заключить с ним договор. Я светилась от счастья. Прежде всего требовал реализации проект «Красные дьяволы»: уже той зимой созрела необходимость начать подготовительные работы в Кортина д’Ампеццо, в Доломитовых Альпах. С большим размахом итальянская пресса сообщила об этом проекте. Удивительно быстро стала продвигаться и подготовка к съемкам. Представители компании «Кэпитал пикчерс», пригласившей меня стать режиссером киноленты, забронировали в крупных отелях Кортины прекрасные номера для съемочной группы. Между тем Паноне в Риме зарегистрировал и поставил под запщгу авторские права на материал и название фильма — это произошло 13 октября 1950 года.

Телеграмма матери внезапно вызвала меня в Мюнхен: там ждал мой адвокат. Требовались разъяснения еще по одному делу: Баварская земельная служба по репарации вновь арестовала в Германии мое имущество, освобожденное ранее. На этот раз речь шла о меблированной квартире в Мюнхене и почти разрушенной вилле в Берлине. Других ценностей у меня не было.

Для нас с матерью это происшествие стало неожиданным и тяжелым ударом. Имущество освободили ведь совсем недавно после длительных, многолетних расследований и допросов бесчисленного количества людей, выступивших в мою пользу.

Один из моих давних и, как я полагала, преданных служащих, проработавший двенадцать лет в моей фирме фотографом Рольф Лантин, добился своим письмом в Высший президиум по финансам Франкфурта-на-Майне очередного ареста моей собственности. Адвокат сразу же направил протест, а так как я лично должна была назвать новых свидетелей, меня и вызвали из Рима. Для меня все это стало полной неожиданностью. Еще в Кицбюэле, до того как пришли французы, я одолжила господину Лантину кино- и фотокамеры, несколько ящиков с аппаратурой для ночных съемок, химикалии и фотобумагу. Он тогда надеялся с этим оборудованием сносно существовать в американской оккупационной зоне, что ему блестяще и удалось.

Так как голодные годы в Кёнигсфельде оказались слишком тяжелы, я попросила его вернуть всю одолженную раннее аппаратуру. Описав ему наше положение, сообщила, что срочно нуждаюсь в деньгах на покупку лекарств для матери. Лантин не ответил. Вместо этого во многих иллюстрированных журналах появились фотоматериалы о «Долине». Я узнала, что Лантин тайно вывез из Кицбюэля фотографии, а затем продал их различным редакциям. Для защиты авторских прав я обратилась к своему адвокату, чтобы затребовать назад одолженное оборудование и фотографии со съемок «Долины». Дабы не возвращать мое имущество, Лантин пошел на провокацию, лицемерно осведомившись в Высшем президиуме по финансам, обязан ли он возвращать требуемое, так как еще не знает, не застряли ли тогда в моей фирме партийные деньги. Ему якобы пришло в голову, что он не должен подвергать себя опасности быть обвиненным еще и во лжесвидетельстве.

Однако у провокатора ничего не вышло. После допроса важных свидетелей, таких как Франц Ксавье Шварц, [396] Шварц Франц (1985–1947) — рейхсляйтер, главный казначей НСДАП. В 1945 г. сжег все финансовые документы партии в Коричневом доме. бывший партийный министр финансов, ответственный за все денежные вопросы в Коричневом доме, и Винклер, главный управляющий «Фильмкредитбанка», которому подчинялась немецкая киноэкономика, арест с моего имущества окончательно сняли. Это решение суда господин Лантин не смог проигнорировать, и ему пришлось вернуть оборудование.

А у меня появился очередной горький опыт.

Я должна была в январе 1951 года начать подготовку к работе над «Красными дьяволами» в Доломитовых Альпах. Договор с компанией «Кэпитал пикчерс» уже нотариально заверили в Риме, но из-за своего внезапного отъезда в Мюнхен, я еще не получила обещанный аванс. Синьор Паноне обещал привезти деньги в Кортину, где мы запланировали встречу в гранд-отеле «Мажестик Мирамонти». Туда мы приехали вместе с матерью, поскольку мне становилось все тягостнее с ней разлучаться. Нас сердечно приветствовал владелец отеля синьор Менайго. Альфредо Паноне еще не прибыл, чему я поначалу даже обрадовалась, так как после напряженных недель в Мюнхене чрезвычайно нуждалась в отдыхе.

Снег шел не переставая. Дороги постоянно расчищали, но через несколько дней опять лишь верхушки телеграфных столбов торчали из сугробов. Старожилы здешних мест не припоминали подобных снегопадов. Паноне прислал телеграмму, что задержится еще на несколько дней.

Поскольку итальянская пресса неоднократно сообщала, что в Кортине будет сниматься фильм «Красные дьяволы», все местечко лихорадило. Где бы я ни появлялась, меня тут же засыпали вопросами. С некоторых пор от Паноне перестали поступать известия. Что произошло? Я начала беспокоиться, положение становилось все неприятнее. Вся надежда была на аванс, обещанный Паноне, пока же за пределами отеля я не могла расплатиться даже за лимонад или капуччино. Все попытки связаться с Альфредо оказывались безрезультатными. Ни в офисе, ни у него дома никто не отвечал. К несчастью, мой друг Поль Мюллер уехал из итальянской столицы, и с секретарем Ренатой, предоставленной в мое распоряжение, мне также все не удавалось переговорить. Вновь бессонные ночи! Уже истекли три недели бесплодного ожидания в Кортине. Чтобы наконец узнать, как обстоят дела, мне следовало срочно отправляться в Рим. Но где взять денег на билет?!

Синьор Менайго заметил мое беспокойство. Он явно расстроился, когда выслушал рассказ о моем незавидном положении. То, что я не смогу оплатить гостиничные счета, беспокоило его не слишком, но какими убытками обернется внезапная отмена съемок в Кортине, предварительно разрекламированных прессой, его очень огорчило. Кроме того, хозяин отеля и сам, как оказалось, находился под впечатлением от сюжета фильма и поэтому сразу же задумался над другими возможностями финансирования. Синьор Менайго взялся переговорить с некоторыми крупными кинопромышленниками, проводившими Рождество в его отеле. Кроме того, он подключил к процессу добывания средств господина Гуршнера, начальника транспортого управления Кортины, выказавшего особый интерес к фильму, и Отто Менарди, владельца горного отеля «Тре Крочи», также по роду деятельности знакомого с богатыми итальянцами. Эти три господина по собственному почину стали интенсивно заниматься планированием нового финансирования моей картины.