Лени Рифеншталь - Мемуары

Испугавшись, Вальди Траут направил к нам Байера, а меня вызвал в Мюнхен. Он хотел увериться в собственной правоте и переговорить со мной. Не случись автоаварии, история «Черного груза» не получила бы столь трагического развития.

Траут пытался выйти из этой неприятной ситуации, объявив конкурс. Фирма «Штерн-фильм» была компанией с ограниченной ответственностью. Он боялся провала, иначе его инвестиция в 200 000 марок — а он до сих пор вкладывал деньги в фильм — могла пропасть. Будучи уверен в успехе проекта, он гарантировал тем, кто его поддержит, возврат инвестиций. Чтобы это стало возможным, Траут должен был расстаться со своим последним имуществом — процветающим кафетерием, находившимся в Мюнхене в здании «Глория-фильм-театр». Это решение далось ему очень нелегко. Трудоемкие операции с активами длились так долго, что прошло семь месяцев, пока последний сотрудник был отозван из Найроби.

Упреки в мой адрес были необоснованны. Ставился под сомнение мой профессионализм. У меня началось нервное расстройство. Однако, главной моей заботой была мать, находившаяся уже в течение нескольких недель на лечении в больнице Швабинга. Тревогу вызывали серьезные нарушения сердечной деятельности, обострившие другие заболевания. Она не была застрахована, так как я не могла купить полис. До сих пор врачи отказывались от денег, но, как будут обстоять дела на этот раз, я не знала.

После окончания войны удача отвернулась от меня, жизнь превратилась в ежедневную борьбу за существование. Если бы не мать, я бы давно свела счеты с жизнью.

Недели, проведенные в больнице, — самый мрачный период моей биографии. Я лежала, погрузившись в безнадежные мысли. Время от времени заходила медсестра, давала лекарства, делала уколы, приносившие хоть какое-то облегчение и, как я узнала позже, опасность привыкания.

В один из таких безрадостных дней меня неожиданно посетил журналист Курт Рисс. Не знаю, кто ему сообщил, что я в больнице. С того неудачного момента, как он записал мои воспоминания, мы больше не встречались. Рисс рассказал, что, узнав о моей поездке на отдых в Мадрид, решил мне помочь и положил на ночной столик две банкноты по сто марок. Позже я подумала: это могла быть часть моего гонорара, а не душевный порыв. Почти все, о чем мы говорили во время наших прогулок в Зеефельде, было впоследствии, опубликовано без моего ведома. В его книге «Такое случается только однажды» я нашла многое из тех бесед.

Двести марок пришлись очень кстати. Я смогла купить билет до Мадрида. Перед отъездом доктор Вестрих передал мне упаковку из двенадцати ампул и сказал:

— Вы должны постепенно отвыкать от этих инъекций.

В больнице я получала их ежедневно и чувствовала себя гораздо бодрее.

В последний вечер в больнице сестра, увидев меня, сказала:

— А вы привыкли.

— Привыкла к чему? — спросила я.

Сестра недоуменно посмотрела на меня:

— К наркотику, конечно.

— Нет, — произнесла я потрясенно, — это невозможно. Я не переношу морфий и никогда не переносила.

— Это не морфий, иной состав, под другим названием.

— Спасибо, сестра. Мне больше не нужны уколы.

Дома разбила ампулы, которые должна была взять с собой в Испанию. — очень боялась стать зависимой. Дни без лекарства были ужасны. Только через неделю я наполовину преодолела кризис. До сих пор, когда вижу в кино или по телевизору наркоманов, у меня от страха холодеют руки.

Как и два года назад, я жила в Мадриде у своего друга юности и тренера по теннису Гюнтера Рана в великолепной квартире на улице Короля Альфонсо ХП, вблизи ресторана «Хорхер». В берлинском «Хорхере» еще в довоенные времена встречались представители высшего света. Это место напомнило мне о счастливых юношеских годах, когда Эрнст Удет в Берлине частенько приглашал меня в роскошный ресторан.

В солнечном городе не замечаешь тревог и волнений рядом с другом, который, несмотря на некоторые проблемы, был всегда доброжелателен и готов помочь. Как только в Мадриде слегка похолодало, Гюнтер предложил поехать к друзьям на юг Испании, в местечко Торремолинос. В это время года (был октябрь) я могла еще плавать в море. Купальный сезон закончился, в городе и на пляжах было пустынно. Я наслаждалась одиночеством.

Когда в моей жизни наступал очередной кризис, я могла восстановить силы только в горах или у моря. Так произошло и на сей раз. Многочасовые прогулки по пляжу успокаивали и утомляли меня — я вновь могла крепко спать. Сон — и до сих пор — для меня источник жизненной энергии.

Почту из Мюнхена мне совсем не хотелось читать. Я боялась неприятных известий. Однако, заставив себя все-таки вскрыть конверты, не смогла поверить своим глазам: три немецких киноклуба — Берлина, Бремена и Гамбурга предлагали читать лекции и демонстрировать мои горные и, что особенно удивило, олимпийские фильмы.

Как подобное стало возможным? Что случилось? Где взять кинокопии? Мой архив, одиннадцать лет находившийся во Франции под арестом, был незадолго до моего отъезда в Африку переправлен в Мюнхен. Арнольд привез его к себе в копировальное учреждение «АРРИ», где разместил в двух монтажных, которые оборудовал для меня. Вернувшись из Африки и намереваясь посмотреть материал, я с ужасом вынуждена была констатировать, что его больше нет. За это время монтажные были переоборудованы в копировальные лаборатории цветных фильмов. Мои коробки с фильмами свалили в корзины и ящики, а мои столы для обработки звука оставили под открытым небом. За это время они разрушились от ветра и дождя. Целых десять лет борьбы за спасение своих фильмов и монтажных столов оказались напрасными, а это было единственной ценностью, которой я обладала. За пришедшие в негодность три стола для звукозаписи и другое оборудование монтажных помещений я не могла предъявить претензии фирме «АРРИ». Арнольд меня всегда поддерживал, за что я ему очень благодарна. Он был возмущен, когда услышал о небрежном обращении с моим имуществом. Но так как у него было множество других забот, то ничего и не заметил, но пообещал, что, как только станет возможным, сам найдет замену.

Работа над «Черным грузом» не позволила мне позаботиться об архивном киноматериале, а последующая болезнь так ослабила, что не было сил для такой скучной и кропотливой работы.

Я хотела заняться этим после моего возвращения из Испании и была очень разочарована, узнав, что у «АРРИ» все монтажные заняты. Не осталось ни одного свободного звукового стола, а у меня не было денег, чтобы где-то в другом месте арендовать помещение. Не оставалось ничего иного, как работать в коридоре «АРРИ» за столом перемотки. Сотни кинороликов надо было просмотреть, чтобы установить, какие не испорчены дождем и можно ли из фрагментов собрать полные копии. Материал, который хранился у французов, был в сохранном состоянии. Были возвращены «Триумф воли», «Бури над Монбланом» и фильм Цильке «Стальной зверь», но я не получила ценную звуковую аппаратуру для кино или деньги с моих банковских счетов.