Наталья Гусева - Русский Север – прародина индославов

Расшифровывая названия приледниковых водоемов Русского Севера, Сейбутис адресует читателя и к работе Д.Д. Квасова «Позднечетвертичная история круглых озер и внутренних морей Восточной Европы» [87]. «На Русской равнине, — пишет Сейбутис, — должна находиться большая часть гидронимов Ригведы… Экологическая обусловленность миграций позднеледникового человека наталкивает на предположение, что арктические сюжеты ригведического образца должны скрываться и в фольклоре других восточных индоевропейцев, в первую очередь балтов и славян». Последние слова автора являются прямым подтверждением всего материала, в данном сборнике, всей его основной направленности. Прав автор, говоря, что «народное творчество чрезвычайно живучее и что в почти забытой литовской сказке о дочери солнца Индраи описывается ее путь в страну вечной ночи к стекольной горе — такая сказка имеет возраст не менее 11–12 тыс. лет», как считает автор.

Предполагаемая локализация ригведского гидрографического комплекса Синдху: 1) ледниковые покровы померанской (вепсовской) стадии; 2) приледниковые водоемы (по Д.Д. Квасову); 3)предполагаемый поток Синдху. Местоположение современных топонимов: 4) Индига; 5) Инта; 6) Индус; 7) Кубена; 8) Кыма

Закономерным в свете арктической теории является и его утверждение, что «балты и славяне, с одной стороны, и индоиранцы, с другой, наиболее близкие ветви восточных индоевропейцев… Сезонные миграции в позднеледниковье на равнинах Восточной Европы делает понятным и близкое родство литовского и санскритского языков».(Здесь нам следует вспомнить вышеприведенное указание Я. Харматты на то, что разделение предков балтов и славян произошло не позднее V тыс. до н. э.)

Статья А. Сейбутиса особенно интересна для нас еще тем, что он отразил в ней мнение двух ученых касательно проблемы начала складывания мифов Вед. Сам автор сомневается в утверждении Тилака о зарождении основ Ригведы в период последнего межледниковья, тогда как упоминаемый им А. Пошка без колебаний поддерживает этот взгляд. А. Сейбутис, говоря о веках протекания позднеледниковья и о жизни предков индоевропейцев в это время, все же склоняется к тому, что — «стройная гипотеза Тилака нуждается лишь в несущественном уточнении: в арктической ойкумене предки индоиранцев обитали не в межледниковье, а в период деградации померанской стадии последнего оледенения…». Приводимые же в Авесте описания тяжелейших явлений наступления зимних холодов, умерщвляющих все формы жизни, он объясняет началом похолодания «примерно 10,5 тыс. лет тому назад» (144,с. 103).

Это его объяснение очень заметно не соотносится с указаниями Авесты уже хотя бы потому, что похолоданием трудно объяснить ту гибель всех живых существ, описываемую удивительно реалистично в этом памятнике, и ту точность этого описания, которые не могут быть ни приснившимися, ни придуманными на пустом месте, но явно отражают память, воспринятую от свидетелей, переживших некогда грозные явления наступления ледника на цветущую область Арьянам Ваэджо. В Авесте настолько четко прорисована картина убивающего жизнь наступления ледника, что при устной передаче сюжетов памятника не удалось даже их мифологизировать, и единственным мотивом, принявшим форму мифа, оказалось присутствие доброго бога Ахура Мазды, говорившего, что в этом страшном надвигающемся зле и гибели будет виноват злой дух Ангра Майнью.

Если следовать рассуждениям Сейбутиса о том, что люди отступили к югу в завершающий период последнего оледенения, то возникают два вопроса: 1) какова была причина, побудившая их к отходу с ледниковой поверхности и 2) почему и как они могли жить до этого своего отхода на поверхности ледникового покрова?

Ввиду трудности нахождения возможно правильного ответа на эти вопросы остается один выход: необходимо соглашаться с правильностью анализа данных Ригведы и Авесты, а также с заключениями Тилака, Пошки и многих других сторонников того утверждения, что уход групп кроманьонцев к югу был не только подсказан, а прямо продиктован им быстрым наступлением последнего оледенения на области теплого климата межледниковья, и это отселение, по данным гляциологов, происходило около 30 тысяч лет тому назад.

Эти области теплого климата и представляли собой те земли, от которых остались обширные площади шельфов под северными морями. Эти шельфы и обширности их площадей особо отмечают и западные исследователи [78,с. 270–273].

Прилагая в конце карту приледниковых рек, приводимую Сейбутисом (из вышеуказанной работы Д. Квасова), которую, по нашему мнению, следует повторно приводить во всех публикуемых материалах по данной проблеме, просим читателя обратить внимание на то, что в пояснениях к этой карте приводятся современные гидронимы. Они сохранились с незапамятно древних времен. Такие гидронимы, как Индус, Индига и Инта, неопровержимо явно соотносятся с названием реки Синдху в Ригведе, а от него произошло и название индийской (ныне пакистанской) реки Инд, которое произносилось и как Синд, и как Хинд. Вот от этого, последнего, произношения образовалось и более позднее (X-ХII вв.) название Индии — Хиндустан, а также производимые от него же название религии индуизма, да и самого слова «Индия». Гидроним Синдху — Хинд — Инд арьи принесли с собой, придя на земли Древней Индии, и оно точно соответствует ряду гидронимов Русского Севера, подобно тому, как и доныне существующее в Индии арийское название реки Ганг (Ганга) совпадает с русскими названиями некоторых северных рек и двух озер Ганго и Ганг-озеро.

Для тех, кто живет в наше время, как и для тех, кто жил за два-три века до нас, прошлое воспринимается как «глубина времен». Да, так оно и есть на самом деле, но эта самая «глубина времен» или «бездна тысячелетий» не прошла же бесследно — она оставила за собой такую неразрывную цепь событий, такие отпечатки на каждом шагу жизни ушедших поколений, что каждый, кто внимательно вглядится в разветвленную сеть отпечатков на почве нашей жизни, явных и глубоко скрытых отпечатков, увидит внимательным взором просвечивание узоров ткани, которая, казалась бы, давным-давно истлела. Из этой глубины веков пришло к нам, например, множество обычаев, веропредставлений и обрядов, вросших в наш быт, в наше сознание, и, что самое удивительное, вросших в жизненную практику не только нашего народа, и выясняется, что многие такие следы проявляются в жизни и славян, и индийцев.