Лариса Никифорова - Дворец в истории русской культуры. Опыт типологии

Строительная деятельность царей в хеттском государстве, в городах-государствах Шумера, в Вавилонском царстве, в государстве Миттани, в Ассирийской державе и Урарту известна историкам по многочисленным упоминаниям в древневосточных текстах – в царских «анналах», в текстах строительных ритуалов, в посвятительных надписях. Строительная деятельность царей была аналогом деятельности законодательной, способом мироустроения – основной функцией царской власти [253] . Как отмечал И.М. Дьяконов, «все древние подписи шумерских правителей были посвящены исключительно строительству, основанию или перестройке храмов и каналов, даже в тех случаях, когда можно с уверенностью сказать, что данный правитель был завоевателем» [254] . Царь древности выступает в роли культурного героя, ответственного за строительство, и одновременно в роли жреца.

В мифопоэтической концепции пространство дискретно, оно состоит из отдельных семантически наполненных фрагментов, к важнейшим элементам пространства относятся центр и периферия, границы и соединяющие их дороги. В строительных ритуальных текстах Древнего Востока, где сообщается о возведении дворцов или храмов, они представлены по схеме: стены и крыша, алтарь (трон), ворота, а сам процесс строительства выглядит как очерчивание границы, установление центра и запирание ворот. «Я проложил… высокие балки, […] створки из благородного дерева я обил скрепами из блестящей меди и навесил их в воротах. […] Я велел сделать шеду и ламассу и установить их слева и справа – защиту ворот… Дворец этот от фундамента до крыши я отстроил и завершил» [255] . В ритуальных текстах возведение стен и крыши является актом привлечения блага и отведения зла: «Да уйдет отсюда дерево плохое, балка плохая, потолок плохой, крыша плохая… Хорошее же дерево, хорошее бревно, хорошую крышу, хороший потолок повелителю-царю пусть дадут…[…] Благое пусть всегда войдет. Плохое же не будет допущено». Залогом изобилия в царских владениях становились обряды возложения на трон одежды и пищи – сыра и творога, воспроизводившие ритуалы кормления богов в храмах Древнего Востока [256] .

Восседание на троне, составлявшее обязанность архаического царя, символизировало сакральную точку покоя в мире становления и изменения. Эта черта сохранилась в былинном образе русского князя Владимира Красно Солнышко, который не участвует в сражениях, не покидает Киева и, «по сути дела, является «сиднем» нашей народной поэзии» [257] . И.Я. Фроянов и Ю.И. Юдин связывают эту особенность княжеского поведения с ритуальной неподвижностью священного царя, показанной Дж. Фрезером [258] .

Мистическое отношение к воротам и дверям, способным защитить от враждебных сил или, напротив, впустить их, засвидетельствовано в текстах строительных ритуалов Древнего Востока, в древнейших гадательных обрядах [259] , в фольклорной традиции [260] . Подобным и не менее сильным семантическим ореолом окружено окно [261] .

Обычаи нанесения царем границ будущего города или дворца носили магический характер. Хорошо известен древнеримский ритуал основания города – плугом бороздить черту, по которой должны пройти городские стены. Латинское слово, обозначающее город, особенно большой – urbs происходит от urbare – urvare — «очерчивать, опахивать» [262] . Как известно, мифологическим прецедентом римского обряда основания города явилось гадание Ромула и Рема, с чем связывалось установление авгурий – толкований воли богов по полету и поведению птиц [263] . Авгурии Ромула происходили на Палатинском холме, сыгравшем весьма важную роль в именовании дворцов.

Собственноручное участие царя в строительстве, является фактом не только древней истории, но и Нового и Новейшего времени, вспомним хотя бы Петра I. Другое дело, что на каждом историческом этапе находятся разные причины и даются разные объяснения строительной деятельности монархов и глав государств, но сама традиция укоренена в глубочайшей древности.

Вплоть до того, что до изобретения единой метрической системы (конец XVIII века) монархи исполняли метрологическую миссию. Глубокую традицию обнаруживает обычай, согласно которому эталоном единиц измерения служили царственные особы – в основе английского ярда длина руки Генриха I [264] . В землемерной практике средневековых государств «царскими» или «королевскими» мерами государь мог облагодетельствовать подданных: в Византии крестьяне наделялись землей при помощи «царской» (большой) оргии, земля на продажу мерялась меньшей оргией «в виду внимания к нуждам бедных» [265] . Правитель мог своей волей изменить единицу измерения. Так, русская сажень XVI–XVII веков была укорочена Петром I для соответствия семи английским футам, распространенным на международном рынке [266] . «Вмешательство» монарха в порядок мер было обычным делом.

Ответственность царя, правителя за меру и правило, за закон и право преемственны по отношению к «первоначальной» древнейшей жреческой функции – установления границ. Царь ответственен за порядок мер, а царское жилище (дворец) является эталоном устроенного пространства.

Древнейшие пласты значений слов, связанных с названиями дворцов, хранят представления о сакральном пространстве, генезис которого связан с символизацией строительства как важнейшего вида трудовой, производительной деятельности человека. В строительной деятельности сфокусированы представления о власти как о власти над пространством, как о праве разметить и ограничить его.

Именования дворца производны от дома и предполагают выделение и усиление признаков пространственных ( дом высокий, обширный) и декоративных ( дом украшеный, сверкающий). В их основе синкретизм этических и эстетических ценностей ( дом высокий и украшенный есть место доброе, правильное, красивое). В древнейших пластах значений сакральные статусы дома, храма и дворца аналогичны, поскольку аналогичны их мироустроительные возможности.

Княжеская власть в Средневековой культуре была частью общинной власти, структура которой имела трехступенчатый характер: народное собрание (вече), совет старейшин (старцы градские) и военачальник (князь). Эта структура носила демократический характер, поскольку высшая власть принадлежала не князю, а вече, которое стояло над князем и контролировало его [267] . Княжеская власть не была связана с землевладением – земля принадлежала общине и находилась в коллективной собственности. Поместное землевладение играло в хозяйственной организации незначительную роль, и, как писал С.Ф. Платонов, вотчинный порядок «едва только обозначился» перед татаро-монгольским нашествием. Власть князя над «всей землей» была связана с правом на дань и кормление и с определенным кругом обязанностей («судить да рядить»), т. е. представляла собой исполнительную власть.