Сергей Емельянов - Феноменология русской идеи и американской мечты. Россия между Дао и Логосом

Государство как надличностная структура успешно развивается и является сильным до тех пор, пока его подъем и существование реализуется в интересах общественных сил. Современное слабое государство как «комиссия по дележу и ликвидации наследства» и «честный централизованный рэкет» не способно контролировать и направлять мощные социальные процессы и само является игрушкой в их руках.

Структурный кризис может произойти практически в любой сфере государственного устройства, но наиболее глубоким он становится в том случае, если затрагиваются государственные «устои» – способность контролировать силу, вершить правосудие и собирать налоги. Практическим выражением фрагментации или структурного кризиса является расширение возможностей для ведения «силового предпринимательства» и появления олигархов.

Для олигархов неформальное государственное прикрытие играло роль организованных преступных группировок для малого и среднего бизнеса. Неофициальная государственная «крыша» представляет собой особый тип коррупции и избирательного использования государственных средств в интересах частных лиц или групп. В этом случае применение закона легко превращается в форму шантажа, конкурентной борьбы или наказания. Сугубо же криминальные формы силового партнерства ненадежны и лишены долгосрочной перспективы [113] .

Повышение «системности» организованной преступности и ее относительная легализация являются результатом рекрутирования в криминальную среду специалистов и профессионалов: представителей спецслужб, Вооруженных сил и правоохранительных органов.

На вопрос о том, что ныне происходит с Россией, следует, очевидно, ответить следующим образом: если в настоящее время Россия – буржуазная страна, то совсем не такая, как «классические» буржуазные страны. В России капитализм реставрировался, с одной стороны, на почве мелкобуржуазных тенденций, которые проявляли себя при социализме и способствовали к его разложению; с другой стороны, капитализм в Россию во многом привнесен извне или списан с других стран.

Лишь только на первый взгляд может показаться парадоксальным следующий тезис: Советский Союз с партократами и диссидентами мог считаться капиталистической страной с несколько большим основанием. В СССР не разрушался собственно капитал, являющийся не только деньгами, но и средствами производства (оборудование, технологии, квалифицированные работники и система их обучения).

В условиях изменения геополитических ландшафтов «развитые» страны обычно не углубляются в сложные процессы, идущие в «депрессивных» регионах мира. Между тем именно «транзитивные» общества демонстрируют свою потенциальность. Она проявляется в способности непрерывно генерировать новые идеи и альтернативные варианты развития. Там, где есть опасность, есть также и возможности возрождения. Следует надеяться, что именно данные процессы способны «освежить» дыхание Истории и сообщить ей новое качество, создав предпосылки для понимания миром красоты Духа.

Мудрый министр иностранных дел A.M. Горчаков после поражения России в Крымской войне высказал емкую фразу: «…Россия сосредотачивается». Современная «гипсовеющая» Россия снова должна «сосредоточиться». Для этого надлежит (пере)определить границу между возможным и невозможным.

Образно говоря, Россия как земная собственность русской идеи есть страна непредсказуемого прошлого и с большим трудом обсуждаемого будущего. Весьма актуальна выработка стратегической линии и идеологии выхода страны из нынешнего «транзитивного состояния» в завтрашний, а не вчерашний день человеческого сообщества. Следует определить, откуда и куда надлежит двигаться России в исторической перспективе.

Имеющий политические глаза да видит, что «переходные» явления в современной России является результатом утраты страной перспективного мышления и «имперской гравитации». Следует не забывать, что всякая империя опирается не только на силу [114] , но и на мессианское призвание. Империя – не только грубый захват, но и фундаментальная государственная работа и созидание. Империи не удались как раз у тех, кто пытался целиком захватить весь мир – у Александра Македонского, Чингисхана, Тамерлана.

Геоисторическая сущность, не «знающая» своего призвания и не движимая позитивной энергией созидания, не может остаться в целости. Тем более она не может «успешно» развиваться. В современной России событий масса, а кардинальных сдвигов нет. Реформа в классическом смысле этого слова возможна только в том случае, если реформируемая субстанция не ведет себя как полноправный субъект.

Чтобы прагматическая мораль «успеха» овладела сознанием сторонников «мистического традиционализма», она должна находить свое подтверждение в реальном социальном опыте. Но опыт народов, подключившихся к стратегии «догоняющего развития», ее часто не подтверждает. Это касается и нынешнего российского народа. Толпы рефлектирующих граждан испытывают странное чувство социальной тоски. В стране нет драйва.

Согласно Аристотелю, политика (polί-много, tikos-интерес) есть «всеобщее благо». Если политика как «концентрированное выражение экономики», по В.И. Ленину, правильно отражает потребности развития материальной жизни общества, то она становится преобразующей силой.

В основу политических реформ в России был положен принцип, согласно которому первичной социальной единицей является не общество, а лишь некое аморфное и случайное собрание индивидов, своего рода «гора социального песка». В современной России на месте коллективной идентичности больших субъектов истории прогнозируется появление разрозненных социальных атомов – кочующих в поисках (материальной) удачи «граждан мира». Безродность современного человека прогрессирует, несмотря на то, что он имеет комфортабельное жилище и может свободно перемещаться по всему миру. Рассуждать о «всеобщем благе» стало возможным лишь на кухне, в Интернет-сети и малотиражных изданиях.

В настоящее время политика сводится преимущественно к сеансу гипноза и игре аффектами. В отличие от Перикла [115] , современные ораторы не стремятся привлечь слушателей твердой логикой, уверенностью в своей правоте и истинностью своей позиции. Население в нынешней политической системе превращается в некую биомассу для социал-дарвинистских экспериментов.

Политика становится игрушкой средств массовой информации, избирательных технологий и политической рекламы. «Конвергируя» с хрематистикой, политика и геополитика становятся выгодным видом бизнеса и чаще всего понимаются как «искусство возможного» [116] в русле существующей системы. Результатом обычно становится новая расстановка сил и политический компромисс, допускающий возможность перераспределения финансовых потоков. В мире ускоряется глобальный передел собственности по понятиям. Российское добро не спешит домой из «оффшорной одиссеи».