Николай Вахтин - Русские старожилы Сибири: Социальные и символические аспекты самосознания

Черноусово, пос. 47, 50

Черский, пос. 7–9, 14, 18, 49, 50, 50сн, 51, 95, 97, 117, 130, 131, 144, 150, 202, 233, 235—238, 252

Чикаевский ревком 31

Чокурдах, пос. 7, 8, 43, 88—90, 95, 118, 119, 129, 143, 164—166, 225, 230, 232, 233, 252

Чуванский сельсовет 61, 62, 65, 221сн

Чуванское, пос. 36, 67, 68, 102, 103, 135, 157—160, 168, 177, 183, 189, 223, 246–250

Чукотка, Чукотский п-ов 18, 23, 30, 32—34, 55, 97, 109, 162, 219, 221, 243, 247—249, 251

Чукотский национальный (автономный) округ 32, 100

Чукотский р-н 31, 32, 60, 247

Чукотский сельсовет 61, 62, 65, 221сн

Чукотский уезд 31

Шанское, пос. 38, 40

Шевелево, пос. 42

Эквадор 115сн.

Юго-Восточная Азия 144

Яблонева, р. 198

Ягодное, пос. 65, 158, 223

Якутск, г. 8, 25, 34, 86, 96сн, 129, 130, 171, 178сн, 215, 218, 227, 228, 231, 234, 238

Якутская область (край) 45сн, 55сн

Якутский острог 23

Якутское Жилье, пос. 44

Яна, р. 13, 14, 23, 34, 39, 79, 206

Яр, пос. 44, 155

The Russian colonization of Siberia gave birth to numerous mixed communities, most of which are referred to as “Old Settlers” (starozhily). The territory of these communities stretches from the western borders of the Republic of Sakha to Kamchatka in the East, and to the Angara River and Lake Baikal in the South. In this book, an international team of authors focuses mainly on three case studies within this huge region: Russkoe Ust\'e (on the Indigirka River), Pokhodsk (Kolyma River), and Markovo (Anadyr\' River). Data on the Kamchadals of Kamchatka Peninsula and the Creoles of Russian America are also taken into account. The book is based on field material collected by the authors in 1998 and 1999 and deals with the ways in which Old Settler populations establish and maintain their ethnic identity.

Mixed origins haves always been at the core of Old Settler identity: there is a sharp line between the Old Settlers and the Natives, on the one hand, and between the Old Settlers and the newcomer Russians, on the other hand. Through interviews and talks with insiders and outsiders, the ethnocultural markers considered representative of Old Settler culture are elicited. Not surprisingly, many of these markers are more virtual than real, that is, they function as cultural symbols and elements of discourse and should not be misunderstood as descriptions of cultural reality. The authors are primarily interested in the complicated pattern of interaction between internal elements of self-identification and external categorizations which led to the current state of ethnic boundaries. The authors consider it crucial to view stasis as a temporary phenomenon in a long process of negotiations in which the groups in question made creative use of internal and external definitions of their culture.

Примечания

1

Это описание (Bogoraz 1904—1909) отражало, видимо, действительно традиционное, т. е. еще не подвергнувшееся значительному влиянию европейцев, состояние чукотской культуры. Ср. следующее мнение одного из исследователей побережья Арктики, работавшего там в 1909 году: «Сравнивая описания старинных русских путешественников с нашими наблюдениями, мы невольно приходили к заключению, что форма их (чукчей. – Авт .) быта уже лет полтораста тому назад существенно не отличалась от настоящей и что чукчи настоящего времени, при всех изменениях материальной культуры, очень мало отличаются от чукчей времен путешествия Биллингса» (Толмачев 1911: 99–100).

2

Это слово (так же, как индигирщики ) представляет собой традиционное самоназвание, в настоящее время вышедшее из употребления. Однако, поскольку эти названия постоянно встречаются в исторической и этнографической литературе, посвящённой данному региону, мы сочли возможным использовать их на протяжении всей книги без специальных помет.

3

О существующих разногласиях по поводу даты основания Русского Устья см. Главу 1.

4

В литературе на русском языке, как правило, отделяют старожильческие группы от смешанного населения; к последнему, в частности, относят группы, сменившие русский язык на другой, а также русифицированные коренные группы, при этом оба случая характеризуются высоким процентом смешанных браков.

5

В настоящее время практически не существует: в конце 1990-х годов там проживало постоянно лишь две семьи.

6

Из основных источников следует назвать работы: Миллер 1999 [1750]; Буцинский 1889; Головачев 1902а; Огородников 1922; Берг 1927; Долгих 1960; Гурвич 1966; а также многотомную «Историю Сибири», особенно второй том (1968); из более новых работ см.: Slezkine 1994a.

7

Противоположную точку зрения высказывает В.А. Александров, который утверждает, что переселенцы, едва только они устраивались на новом месте, тут же выписывали свои семьи «с материка» – однако это если и верно, то лишь для Западной Сибири (Александров 1973: 24).

8

См. подробно об этом периоде заселения территории между Колымой и Анадырем: Богораз 1934: 32—33 и 34—49.

9

Названия округ , окрýга , уезд , край применительно к этим территориям употребляются в документальных источниках и литературе XIX – начала XX века непоследовательно (см., например: Камчатка 1997: 96—98).

10

Регулярное проведение этой и других ярмарок (см. ниже) изменило всю структуру товарообмена не только в описываемом регионе, но затронуло и Аляску. Европейские товары через Берингов пролив стали проникать в самые отдаленные ее районы; аляскинцы, как и коренные жители северо-востока Сибири, выменивали эти товары на меха (Schweitzer 1990; Швайтцер, Головко 2001).

11

Данные об Анюйской ярмарке взяты из рукописи Н.Н. Уманцева «Экономический очерк Восточной тундры» (1938) – Архив Чукотского автономного округа (ЧАО). Ф. З-85. Оп. 1. Д. 5. Л. 13—14.

12

Показательно, что древнее происхождение русскоустьинцев пропагандируется в работах автора, который и сам является выходцем из Русского Устья.

13

Здесь же стоит упомянуть о русском населении в низовьях рек Лена и Оленек: там проживало около десятка русских семей. Сразу же скажем, что уже к XIX веку усть-оленекские, приленские и усть-янские русские полностью объякутились. Их жизнь и быт перестали чем-либо отличаться от жизни якутов. Важно и то, что они полностью перешли на якутский язык. По многочисленным сообщениям (см. подробно: Гурвич 1966: 196—197), единственным, что в некоторых случаях отличало их от якутов, была характерная внешность – русые волосы и голубые глаза.

14

Помимо этих трех основных сел ожогинцы жили также в совсем небольших селениях, часто состоящих из одного дома и занимаемых одной семьей (см.: Биркенгоф 1972: 25–230). Со временем, особенно в XX веке, многие из них были брошены или стали использоваться как «участки», т. е. сезонно для рыболовства и охоты.

15

Как и в районе Ожогино, абсолютное большинство этих мелких поселений оказались покинутыми в XX веке, в настоящее время некоторые из них используются в летнее время как охотничье-промысловые участки.

16

Это происходило несмотря на то, что крещение инородцев в XVII веке считалось нежелательным – с крещеных уже нельзя было брать ясак (см. подробнее выше). Сожительство же с некрещеной запрещалось, за это накладывался штраф, в 16 раз превышающий годовой налог (Гурвич 1963: 79).

17

Следует заметить, что до относительно недавнего времени (до середины ХХ века) русскоустьинцы не делали различия между юкагирами и эвенами и называли эвенов юкагирами (Чикачев 1990: 110). Названия «ламуты» и, позднее, «эвены» появились уже при советской власти, когда предпринимались попытки введения единой «номенклатуры» для «малых народностей Севера».