Елена Андрущенко - Властелин «чужого». Текстология и проблемы поэтики Д. С. Мережковского
- Название:Властелин «чужого». Текстология и проблемы поэтики Д. С. Мережковского
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Водолей
- Год:2012
- Город:Москва
- ISBN:978-5-91763-12
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Елена Андрущенко - Властелин «чужого». Текстология и проблемы поэтики Д. С. Мережковского краткое содержание
Один из основателей русского символизма, поэт, критик, беллетрист, драматург, мыслитель Дмитрий Сергеевич Мережковский (1865–1941) в полной мере может быть назван и выдающимся читателем. Высокая книжность в значительной степени инспирирует его творчество, а литературность, зависимость от «чужого слова» оказывается важнейшей чертой творческого мышления. Проявляясь в различных формах, она становится очевидной при изучении истории его текстов и их источников.
В книге текстология и историко-литературный анализ представлены как взаимосвязанные стороны процесса осмысления поэтики Д.С. Мережковского, показаны возможности, которые текстология открывает перед тем, кто стремится пройти путь от писательского замысла до его реализации, а иногда и восприятия читателем.
Властелин «чужого». Текстология и проблемы поэтики Д. С. Мережковского - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
и завершая рассуждение кратким афористичным выводом:
«…чужое тело становится моим, так что я уже не знаю, где я и где не-я» (115).
Еще один пример связан с механизмом замены научного знания мифологизацией. Возникает своего рода парадокс: форма объяснения избрана «научная» с отсылкой к авторитетному источнику, а механизм его доказательства – мифологизация, поскольку всякий миф, как известно, точен и неоспорим. Как писал в 1938 г. Г. Адамович, цитаты составляют существенную часть текстов писателя.
«Но то, что их объединяет и связывает, настолько демонстративно-далеко от какого-либо научного беспристрастия, что книгу читаешь, скорее, как полемический трактат.» [202] .
Так, например, часть «Бегство в Египет» открывается цитатой из Мф. (2: 13):
«Се, Ангел Господень является во сне Иосифу и говорит: встань, возьми Младенца и Матерь Его, и беги в Египет» (150),
и утверждением, исходящим из него, что
«Христианство началось бегством в Египет.» (150).
Затем цитируются «Буколики» Вергилия, слова Геродота, Гермеса Трисмегиста, подтверждаемые цитатой из книги В. Розанова «В мире неясного и нерешенного»:
«Столпы религии сложены были в Египте: это выше, вечнее пирамид» (152).
Сакрализация Египта, утверждаемая этим цитатным рядом, противопоставляется в авторском слове современному атеизму:
«Здесь, в религии, первая противоположность наша Египту. Он Бога нашел, мы – потеряли; он сложил столпы религии, мы – разрушили; благочестивейший – он, нечестивейшие – мы» (152).
Неведение человечества искупается предвидением Наполеона, мифологический образ которого включается в систему аргументации:
«накануне нашего великого безбожия в Божью землю вошел величайший из нас: первый вошел в Египет Наполеон, и первый понял, что "сорок веков смотрят на нас с высоты пирамид". Больше, чем сорок, – все века от начала мира. Начало мира смотрит на его конец» (153).
Далее цитируется «В мире неясного и нерешенного» В. Розанова:
«"Египта никто не видел, и ты вошел в него первым", – говорит В. Розанов, глубочайший религиозный мыслитель нашего времени, тот, кто написал "Апокалипсис наших дней".
Апокалипсис – конец мира, а начало – Египет. Чем ближе к концу, тем ближе к началу" (154).
Нужная цитата из одной книги В. Розанова, введенная по тематической близости, соотнесена с названием другой его книги, слово-сигнал из которого отрывается от него и задает следующий контекст:
«В Египте будь… Иди туда за Мной, – услышал таинственный зов русский пророк, написавший "Повесть о конце мира", Вл. Соловьев ("Три свидания"). И пророк европейский, Генрих Ибсен, предсказавший "Третье Царство Духа" в конце времен ("Кесарь и Галилеянин"), услышал тот же зов.
Я буду ждать тебя, как обещала, – поет Сольвейг в избушке, на севере. И после этого: "В Египте. На утренней заре. Полузасыпанный песком колосс Мемнона.
Пэр Гюнт: Вот здесь мой путь начать мне будет кстати!"» (154),
завершающийся авторским комментарием, истолковывающим приведенные цитаты в нужном ключе:
«Здесь, в Египте, начинается путь к Третьему Царству в конце времен» (154).
Интерпретация, которая может показаться произвольной, в целом свойственна Д. Мережковскому (см. его дореволюционные статьи «Немой пророк», «Ибсен»). Для мифа о «тайне Трех», творимого им, потребовались не только цитаты из произведений писателей-мистиков, образующие многоголосое семантическое поле, но и их мифологизированные образы, созданные на основе метонимий: В. Розанов как «Апокалипсис», Вл. Соловьев как «конец мира», Г. Ибсен как «Пер Гюнт». Этот ряд можно продолжить: Наполеон как «сверхчеловек», Ф. Ницше как Дионис («растерзанный Дионис»), Гёте как Фауст, О. Вейнингер как андрогинность и пр. В «Тайне Запада» возникают и иные комбинации (Данте-Вергилий, Гёте-Аристотель и пр.).
Вторая часть трилогии текстуально более отчетливо связана с «Тайной Трех», а также с предшествующим творчеством писателя. В «Бесполезном предисловии» Д. Мережковский прямо отсылает читателя к первой части и намечает тему третьей:
«III
Что значит не быть похожим на читателей, я понял, когда, лет пять назад, написав книгу "Тайна Трех", получил от ее французского издателя добрый совет изменить заглавие, чтобы не было похоже на "детективный роман". <���…> "Я есмь Альфа и Омега, начало и конец", – говорит Неизвестный, ибо кто сейчас неизвестнее, чем Он? Тайна Востока и Запада – тайна одна одного Неизвестного.
IV
"Книга эта – письмо в бутылке, брошенное в море с тонущего корабля, – может быть, не только России, но и Европы», – писал я, пять лет назад (D. Merejkovsky. – Les mystères de l\'Orient, 1927, Paris, p. 9. – Д. Мережковский. – Тайна Трех, 1925, с. 9). Найдено ли кем-нибудь письмо, или все еще плавает в море?
V
"Только что Европа едва не погибла в первой всемирной войне, и вот, уже готова начать вторую. Ничто не изменилось после войны, или изменилось к худшему" (Д. Мережковский. – 63). Это сказано тогда же, пять лет назад, и тогда могло – может и теперь казаться преувеличеньем. Но изменилось ли, в самом деле, что-нибудь к лучшему за эти годы, отдалилась ли возможность второй войны?» (16–17).
Связывает части трилогии между собой, а также с другими сторонами творчества Д. Мережковского, и тема «неземной геометрии». Если в «Тайне Трех» она подтверждала тезис о троичности, то в «Тайне Запада» – о святости пола.
«В той "неземной геометрии", по которой боги или ангелы строили мир, конус Бэтиля мужеженского – Отец и Мать в Сыне – простейшая геометрическая фигура Двуполости и Троичности в божественном Эросе-Логосе, как бы увиденный глазами Нумен Пола. Ибо в нашей земной геометрии трех измерений пол разделяется пространством на мужской и женский, а в четвертом измерении – вечности – он был, до рождения, и будет, после смерти, соединен, восстановлен в первичном единстве» (254).
В «Тайну Запада» включен фрагмент, который мы уже дважды цитировали, только теперь он вводится в ином контексте:
«Ясно одно: сошествие ангелов на землю – последнее действие какой-то неземной трагедии; что началось на небе, – кончается на земле.
"Произошла на небе война: Михаил и ангелы его воевали против дракона; и дракон и ангелы его воевали против них, но не устояли, и не нашлось уже для них места на небе. И низвержен был древний змий на землю… и ангелы его низвержены с ним" (Откр. 12, 3–9). Здесь, на земле, продолжается небесная война – восстание – "революция", как мы сказали бы. Вся наша земная трагедия – всемирная история – лишь бледная зарница той небесной грозы. Бен-Элогимы, сыны Божии, сходят к сынам человеческим, чтобы зажечь и среди них пламя восстания, поднять землю на небо» (99).
Интервал:
Закладка:
