Андрей Ястребов - Пушкин и пустота. Рождение культуры из духа реальности

Так или иначе, на сегодняшний день Интернет – это часть нашей жизни, которой бесполезно сопротивляться. И не стоит гадать, заменит ли компьютер собою книгу или ТВ. Хотя бы потому, что он включает в себя книгу и ТВ. Заходи в Сеть, хочешь – читай «Войну и мир», хочешь – смотри выпуски телевизионных новостей. Вот еще одна функция, с которой успешно справляется Интернет: доказать нам, что мир действительно богат и огромен, и в нем есть место всему. Даже подвигу читать книги.

Перспективы культурных традиций в зеркале корпоративных мировоззрений

В обсуждении проблемы влияния классической культуры на современность сформировались как минимум две тенденции. К первой относятся признания в беззаветной любви к русской классической культуре и отрицание всего, что ассоциируется с современностью, порожденной привычными бездуховностью, аморализмом и т. д. Иная тенденция – многочисленные доказательства торжества современного искусства над тем, чему учителя настойчиво обучают в школе.

Полемические резоны обеих сторон по-своему убедительны. Защитники Пушкина приводят множество подтверждений того, что скудная на нравственность реальность, которая так усердно обслуживается СМИ, при соприкосновении с кладезем духовности обязана претерпеть удивительное преображение. Защитники идеи самодостаточной современности настаивают, что культура не может спотыкаться о прошлое и стоять, как вкопанная, в былом, которое никогда не возвратится; очевидна необходимость формулирования и проведения в жизнь новых нравственных ценностей и бытийных концепций.

Спор условно можно обозначить как столкновение литературного проекта с практическим. Литературный проект будущего России зиждется на идеалистической утопии уникальности страны, ее непохожести на прочие государства. История самоидентификации работает на идею мессианского статуса России: Третий Рим, империя, державность, общинные ценности, великая русская классическая литература.

Практический проект будущего основан на рецептах, предлагаемых экономически успешными государствами, которые если и демонстрируют свои былые культурные доблести, то исключительно как уважаемые факты, предназначенные исключительно для туристического обозрения.

Полемическая палитра широка, но одним из безусловных центров дискуссии является статус классической культуры (и, соответственно, основных идей, ею проповедуемых: Бог, слово, человек), вероятность/невозможность ее интеграции в современное сознание, ее способность/бессилие определять и формировать качество настоящего, инициировать/тормозить перспективы развития коллективных, частных и практических задач.

Дискуссии развиваются с переменным накалом, обостряются перед выборами, в моменты активного поиска национальной идеи. Тогда полемика доходит до неистовых чувств, эпатажных обвинений в верности пыльным архаическим идеям, обидных оскорблений в создании плюшевого образа безыдейной современности.

В подобной ситуации следует, чуть умерив пафос тревожных настроений, попытаться более дробно наметить грани полемики; выявить философские диспозиции литературного и практического проектов; диагностировать суть разновекторных тенденций, по возможности обобщить теоретические положения и художественную практику, их представляющую; обозначить пути разрешения тех или иных проблем (Бог, культура, человек) в аспекте движения социальной мифологии.

Копия копии нескольких копий симулякра

Размышляя о наиболее распространенных настроениях и понятийном аппарате современной отечественной культуры, не получится игнорировать слово симулякр – самое популярное в последние десятилетия, с успехом прописавшееся в русском постмодернистском тезаурусе. Понятие «симулякр» введено Жаном Бодрийяром и означает «копию без оригинала» – обманку, рекламный имидж, не обеспеченный подлинным содержанием. Соответственно диктату симулякра, размышляет Дж. Барнс, одно из ведущих настроений современной культуры, «интеллектуальный долг» заключается в том, чтобы «подчиниться современности и отринуть как сентиментальные и глубинно-фальшивые все вздохи по тому, что именуется сомнительным термином „подлинник“. Мы должны требовать копий, ибо реальность, истина, аутентичность копии – это то, что мы можем присваивать, колонизировать, реструктурировать, использовать как источник jouissance („наслаждение“), и наконец, когда мы того захотим – если захотим – реальность копии станет реальностью, которую нам суждено встретить на своем пути, оспорить и уничтожить».