Нина Эптон - Любовь и испанцы

«Ничто не может быть более обременительно, чем тяготы, связанные со званием любовника,— писал Фишер.— Это сплошная непрерывная череда мелких забот и знаков внимания. На Прадо, на мессе, в театре и в исповедальне — никогда он не имеет права оставить даму одну, и весь груз ее дел падает на его плечи. Никогда не должен он появляться у нее с пустыми руками, особенно в праздничные дни; одним словом, во всем он должен быть пассивным орудием женщины. Однако, вступив в брак, из раба он превращается в хозяина — отсюда и враждебные отношения, и cortejos [65] поклонники, ухажеры, любовники (исп.) ».

То была эпоха вееров, и манипуляции этим красивым предметом в ловких руках испанских женщин превратились в настоящее искусство. По словам Бланко Уайта, «дорогого друга на самом дальнем конце тротуара приветствуют и подбадривают быстрым, трепетным движением веера, сопровождаемым несколькими многозначительными кивками. Ухажера, безразличного даме, отгоняют медленным, церемонным наклоном веера, от которого стынет кровь в жилах несчастного. Веер то скрывает хихиканье и шепот, то позволяет видеть лишь улыбку черных сверкающих глаз, которые прямо над его кромкой нацеливаются на свою жертву; легкий удар веером требует внимания от рассеянного собеседника; волнообразное движение призывает далеко стоящего человека. Пальцы, теребящие веер определенным образом, выдают сомнение или тревогу; быстрое его закрытие или открытие означает нетерпение или радость».

Были и другие движения веера (их мне показывала моя андалусская бабушка): быстрые и нервные «приди ко мне, приди ко мне» незанятой девушки, которая имела право завести возлюбленного, и более медленные и нежные движения дамы, означавшие «он пришел, он пришел!»

Веер используется до сих пор, но уже не в любовных целях. Легкий, воздушный шелест черных вееров в церквах летом и веселое потрескивание цветных в театре — чуть ли не самые характерные для Испании звуки; в магазинах вееров на Плаза Сан Херонимо в Мадриде имеется огромный выбор вееров шелковых и атласных, из слоновой кости и кружев, которые энергично разыскивают и раскупают туристы. Ни одна женщина не может владеть веером столь же изящно или придавать его движениям такие разнообразные значения, как испанка. С помощью веера и четок она способна выразить любые оттенки своих чувств.

Хотя фламенко и андалусские танцы вошли в моду в Европе лишь в девятнадцатом веке, об их мощном воздействии писали несколько путешественников предыдущего столетия, не всегда уверенных, как следует отнестись к их эротичности. Джозеф Таунсенд описывает фанданго с типично англосаксонской осторожностью: «Этот танец не допускают в аристократические собрания, и правильно делают, поскольку, когда его танцует чернь, он выглядит слишком уродливо; но, приобретя утонченность в более благородном обществе, под самой элегантной, но прозрачной вуалью, он перестает вызывать отвращение, и благодаря именно этому обстоятельству возбуждает в юной груди такие страсти, какие трудно бывает обуздать мудрости. Музыка этого танца оказывает столь сильное воздействие и на молодежь, и на стариков, что все готовы двигаться немедленно, едва услышат звуки инструментов. Судя по тому, что я видел, мне почти удалось убедить себя согласиться с экстравагантной мыслью одного друга с пылким воображением, который предположил, что, раздайся внезапно эти звуки в церкви или в судебном присутствии — и священники и паства, судьи и преступники, серьезнейшие люди и весельчаки забыли бы обо всех различиях между ними и пустились в пляс».

Казанова научился фанданго за три дня и танцевал его на балах-маскарадах в Мадриде с молодой красавицей, с которой состоял в любовной связи — осторожно, поскольку та желала «оставаться непорочной в глазах мужа». Казанова признает, что этот танец «воспламенял человека».

В девятнадцатом веке слава фанданго достигла Англии и послужила темой баллады, которую сочинил в восьмидесятые годы Чарлз Лейборн:

ОНА ТАНЦУЕТ ФАНДАНГО ПОВСЮДУ {117} 117 Выражение «танцевать фанданго» имеет в английском языке и второе значение — «валять дурака». Похоже, в данном случае это выражение употреблено в обоих смыслах.

Повидал я красоток, скитаясь по свету,

Но никто не сравнится с испаночкой этой;

Жгучим взором сверкнув, обдала меня жаром

И разбила мне сердце под звуки гитары.

Хор:

Она пела соловьем, бренчала на гитаре;

Плясала качучу [66] качуча — испанский танец курила сигару;

О, какие же формы! О, какое же чудо!

И она танцевала фанданго повсюду.

Я привез ее в Англию, чтоб обвенчаться,

Но друзья мои стали со смеху кататься,

Отлетали застежки с крахмальных жилетов,

А она, не смущаясь, брала кастаньеты.

(Хор)

Надоела испанщина, пляс и сигары,

Я давно уж хочу разломать ей гитару;

У окна она сядет, поет и играет,

И на улице толпы людей собирает.

Речитативом . И эти несносные мальчишки вопят: «Наяривай, Сара!» Ужасно! А когда я настаиваю на том, чтобы положить конец представлению, она убегает в сад, забирается на крышу беседки и не сходит оттуда, пока:

Не споет соловьем, не сбренчит на гитаре;

Не спляшет качучу, не покурит сигару;

Ну куда мне деваться, что делать я буду,

Ведь она же танцует фанданго повсюду.

Немец Христиан Августус Фишер был совершенно очарован болеро и оставил его захватывающее описание. Болеро, как он поясняет, символизирует тайны любви, и его часто танцуют в конце представления, «когда сцена превращается в великолепные апартаменты, оркестр снова начинает играть, слышны кастаньеты, и танцовщик со своей партнершей выходят с противоположных сторон, оба в элегантных андалусских костюмах, которые, кажется, специально созданы для танца, и бросаются навстречу, будто наконец нашли друг друга после долгих поисков.

Влюбленный, похоже, собирается обнять предмет своей страсти, а она готова броситься в его объятья; но внезапно поворачивается к нему спиной, ее партнер, почти рассердившись, делает то же самое, и немедленно музыка смолкает, обычно на самой середине такта. Искусство танцоров состоит в быстрых, одинаковых и четких движениях и в одновременной остановке, настолько внезапной, что кажется, будто они врастают в землю друг против друга.

Теперь они выглядят нерешительными, но вскоре музыка начинает играть снова; она оживляет и ускоряет их движения. Влюбленный с еще большей пылкостью стремится выразить свои желания, и его возлюбленная встречает его еще нежнее, облик ее становится более томным, ее грудь вздымается со все возрастающей силой, и она простирает к нему руки. Тщетная надежда! Она слишком робка, чтобы коснуться его, и опять удаляется прочь, до тех пор, пока следующая пауза не придаст им обоим смелости.