Иван Полуянов - Деревенские святцы

В шестую неделю говенья, Вербную, когда «Лазарь за вербой лазал», дети и взрослые заготовленные пруточки носили освящать в церковь.

«Без вербы — не весна» — поучали земледельческие календари.

К Вербнице, Вербной субботе каждый край Руси, как всегда, поставлял прогнозы.

— На Вербной мороз — яровые хлеба хороши будут, — загадывали новгородцы.

— Если Вербная неделя ведреная, утренники морозные, то яровые будут хорошими, — судили ярославцы заодно с ними.

«Верба распутицу ведет, гонит с реки последний лед» — пожалуй, это нам тоже годилось.

15 апреля — Тит и Поликарп.

«Пустые щи» по старому стилю приходились на 1 апреля, оттого в деревенских святцах: «не обманет и Марья Тита, что завтра молотить позовут: по гумнам на Поликарпов день одна ворона каркает».

Цепы бездействуют. У голытьбы закрома голы: что ушло в уплату податей, недоимок, что приели. В хлевах скот от бескормицы в лежку.

Чего уж, «ворона каркала, каркала да Поликарпов день и накаркала».

Насчет серой и с поглядкой вокруг деревня прохаживалась: «Где вороне не летать, все навоз клевать». «Попалась ворона в сеть, попытаюсь, не станет ли петь». «3аймовать — очи сокольи, а платить — и вороньих нет».

16 апреля — Никита.

В устных календарях этот день — ледокол.

Бурлят, бушуют овраги и ручьи. С мокрым снегом, дождями, под солнцем в теплынь растревожились заносы в хвойных недрах. Взыграли реки: первыми те, что поуже, на подъем полегче, следом — которые шире, могутней. Болота залило: в них кочки, всплывший лед, словно пристань стаям гусей, уток — с дороги отдых дать, зобы зеленью, подснежными ягодами набить.

«Не пройдет на Никиту лед, весь весенний лов на нет сойдет».

17 апреля — Осип песнопевец.

«Цок-цок сверчок, с огорода под шесток…»

А, знаем песнопевца, честь ему и место!

«После Федула бабе стряпать веселее: в горшке пустые щи, зато под печкой сверчок поет».

18 апреля — Федул.

В устных календарях — ветреник.

Возвраты холодов в русле движения весны.

Сушь, мелели лужи, но в одночасье перемена: и снег белит бревна избы, и метель — зги не видать.

С чего «Федул губы надул»? Наверное, кто-то поторопился зимние рамы выставить: «Окна настежь — теплу дорогу застишь».

За Москвой по уму совсем противоположное: «На Федула растворяй оконницу». «Пришел Федул, теплый ветер подул, окна растворил — избу без дров натопил».

19 апреля — Евтихий и Ерема.

Приметам дополнение:

«На Евтихия день тихий — к урожаю ранних яровых».

«Ерема ярится, ветром грозится, хоть не сей ярового, семян не соберешь».

20 апреля — Акулина.

«На Акулину дождь — хороша будет калина, коли плоха яровина».

Утешение, называется!

— Ох, Окуля, что ж ты шьешь не оттуля?

— А я, батюшка, еще пороть буду.

Сразу в слезы мастерица, поперек слова не молви…

Жжет Марья снега без дыма, без пламени, Никита лед колет, Окуля не шьет, не порет, дождями облилась — на дворе по-прежнему предпасхальное время.

В Страстную неделю хозяева запасались кормами для скота, дровами. Хозяйки скоблили, чистили в избах потолки и стены, столы, скамьи, белили печи. Работали тихо, без громких разговоров. Главное, впроголодь.

Как же, пост!

К исповеди и причастию отправились: надето лучшее, что есть в сундуках. О девицах промолчим: в святки на игрищах переодевались не раз за вечер, тут-то им вынь да положь обновы. Волосы распущены по плечам, у полусапожек венский каблук, плывут красавицы, благонравно очи потупив…

С четверга Великого, Чистого, исполняя заветы предков, полагалось умываться «с серебра», бросив в рукомойник серебряную монету или украшение, детишек малых мыть в воде, почерпнутой, пока «ворон воронят не купал». Жилье окуривалось можжевельником с раскаленной сковороды и заготавливались яйца: крашенки и писанки. Помнится, у нас крашенки. Яйца варили с луковой шелухой. Деревенский Север почти не знал расписных пасхальных яиц, часто выточенных из дерева. В искусстве изготовлять писанки изумительного совершенства достигли южные ремесленники.

В Кремле мастера Оружейной палаты писанки отливали из золота, серебра, украшали самоцветами, сканью, финифтью. Ясно, к селянам подобные сокровища не закатывались.

21 апреля — Родион, Агафа и Руфа.

В устных календарях — ледолом, воды ревучие, дорогорушителъ, ледоноска.

«Пришел день Агафы и Руфы — земля рухнет…»

Ну, страхи! Только из-за того, что пропадает санный путь!

Встреча солнца с месяцем. Свидание дневного светила с ночным, дата предкам-пращурам достопамятная, впоследствии полузабытая, несла предзнаменования:

«Встреча в погожий денек — хорошее лето; при тумане, в ненастье — на худо, к лету холодному, дождливому».

По-доброму свиданье обставилось — путь светилам одному на восток, другому на запад. Повздорили — не обернулась бы распря[землетрясением.

«Горденек ясный месяц, и красному солнцу не уступит; задорен рогатый пастух — все звездное стадо перессорит».

Акулину хули и хвали: нужны дожди стронуть из лесу снег, помочь ручьям пробиться через суметы, насытить талицей реки в зачин ледохода и вод ревучих.

Поворотные, всей Руси известные даты годового круга, в зависимости от местных условий, движения времен года пополнялись местными же приметами, обычаями, обрядами.

Бывало, очищаются малые реки, по порожистым речушкам, которые зимой замерзают единственно на участках плесов, тихих заводей, и то лед несет — в Поморье это праздник. Новожены, холостая молодежь на берегу.

Парни, мужики в броднях по пах причаливают льдины, дробят их колунами и зачерпывают саками, сделанными на сети на обручах, зеленовато-синие сверкающие глыбы. Эти глыбы носят в ведрах молодайки и девушки.

Заправлять ледники — рыбу хранить — дело будничное, тяжелое. Превращали его в увеселенье, где выказывали прилюдно рабочую сноровку, ловкость и неутомимость.

Ледоноска — это ли не черточка живая, красочная к характеру поморов?

23 апреля — Терентьев день.

Чему он посвящался, не нашлось концов. Но мне в детстве было на моих «терентьев» смотреть — не насмотреться, слушать их — не наслушаться.

Спозаранок выскочи на крыльцо, и вот они, во — на Лесных по проталине черными клубочками катаются, пять либо шесть. Утренний воздух налит глухим воркованьем: «Ур-р… Ур-ру-ру. Ур-ру-ру!» Брови красные, точно гребешок на точеной головке, крылья распущены, волочатся, хвост с косицам вздернут торчком. То один, то другой черныш с кличем «чуф-фы» подпрыгивает, любо поглядеть!

Оборвалось урчанье, взлетели Терентии на березы. Заяц, косой гуляка, с токовища поднял, затесавшись в чужую компанию? Лиса набежала?