Иван Полуянов - Деревенские святцы

Ход от кремлевских соборов открывали стрельцы. За ними грудилось духовенство: подняты ввысь хоругви, кресты. Золотом, серебром, жемчугами, самоцветами сверкают иконы.

В искрометном сиянии окладам не уступали ризы митрополитов, епископов, облачение патриарха.

Рядами двигалась дворцовая челядь, бояре.

Все и вся затмевал «большой наряд» государя. Спускался царь к реке, под локотки поддерживаемый дюжими дворянами-стольниками. Чуть касались снега сафьяновые, расшитые жемчугом чоботы. Вес собольей шубы, наплечных барм, тканного золотыми нитями станового кафтана, венца и жезла от алмазов, изумрудов, лалов достигал пяти пудов: милостивец не столько шел, сколько его под руки несли.

Обряд освящения воды исполнял патриарх.

Святой водой кропился государь и воины, бояре, служилый чин, знамена и пушки. Молились одной молитвой, под возгласы патриарха осенялись крестным знаменьем сотни тысяч москвичей и паломников — возвышенное зрелище единения царя и подданных!

В водокрещи по деревням — в прорубях купанье.

Праздник продолжал «свозы», подлинно становившиеся, как в кадниковском Николо-Пустораменье, ярмарками невест. Из Стегаихи, Сиблы, Якшина, Кузьминского дочерей отцы-матери навезут — у парней голова кругом. К кому сватов засылать?

Вон они у «ердани», вон на берегу — одна другой дородней, осанистей, каждая поперек себя толще. Не дать толку, что почем, раз надевано у девок — рубаха-исподка на исподку, сарафан на сарафан, передников и то пять, может, шесть.

— Божатушка, пособи! — мигнет парень крестной.

Примется она девичьи наряды высматривать, каково шиты-вышиты, знатно ли усердие в рукоделье. Ведь не от стужи рубаха на рубахе, передник на переднике — свою выявить прилежность, уменье ткать, кружева вязать, показать, велик ли достаток в хозяйстве у родного батюшки…

Морозы сейчас жгучи, приемисты. Были стужи рождественские, Васильевские, теперь самые лютые — крещенские.

Слагало Крещение о будущем прорицанья. По погоде, естественно.

Зверобои, рыбаки Беломорья предугадывали:

«Коли звезды низко, у самого моря горят и на водосвятъе крепкий север (ветер) тянет — надо быть морскому промыслу хорошим».

На Пинеге, поскольку там лучшие покосы в пойме реки, другая догадка:

«Вода о Крещенье выпала в межень (то есть уровень реки средний) — и летом в межень выпадет; не выпала в межень — летом сено потопит».

Глубинная земледельческая Русь на уме держала:

«Коли на воду пойдут, да будет туман — хлеба много».

«Снег хлопьями — к урожаю».

«День темный (пасмурный), так и хлеб будет темный (густой)».

«В полдень синие облака — к урожаю».

Глеб Успенский, ознакомившись с крестьянскими календарями, писал: «…в полдень синие облака… Может быть, эта примета ровно ничего не стоит, но неужели же, чтобы создать эту примету, чтобы августовский хлеб привести в связь с цветом облаков в Крещенье, да еще в полдень, не надо было много и своеобразно думать?.. Один этот пример, взятый… совершенно случайно — а таких примеров мы могли бы привести поистине великое множество, — один он может показать, до какой степени крестьянин тратит много внимания на природу и землю и на все, что с ними связано: мало отметить день какой-нибудь приметой — отмечается даже час, полдень, отмечается цвет облаков и т. д.».

На непрерывность наблюдений за окружающей средой нацеливали устные численники, требуя от тех, кто к ним обращался, постоянного внимания к природе, постоянной работы мысли.

20 января — Собор Иоанна Крестителя.

В устных календарях — зимний мясоед — свадебник, бражник.

Над воротами березка, через улицу на избе — елочка.

От крыльца к крыльцу толпятся тулупы, шубки-сибирки, цветастые шали, сарафаны. Проезд загораживают сани с козырями, розвальни.

Ребятишки виснут на черемухах палисада, изгородях, не путаться бы под ногами распорядителей: у степенного бородача через плечо расшитое красными петухами полотенце, у безусых парней на синих кафтанах шелковые банты.

Все в том, что березка — символ невесты, елочка — жениха.

Подкатили, подвалили недели — умолены, загаданы, — когда кроха-ель могла пересечь порог и крестьянского дома, на Ваге и Сухоне одинаково часть свадебного чина. Отводилось ей почетное место на девичнике, иногда выносили ее перед выездом брачующихся в церковь, иногда, разубранную лентами, с огоньками свечей на пушистой хвое, ставили перед молодыми после венца в застолье — что где было принято.

«Крест на воду — жених на гору»: на зимний мясоед падало большинство свадеб в семьях потомственных рыбаков и зверобоев Поморья.

«Пропой», «княжой стол», «званый обед»… Всяко, пива поднесут, если винцом не оскоромимся! Бражник небось на дворе!

Везде «бражник» себя оправдывал. «Буйные головушки опохмел держат» — в святки, чай, вволю пилось.

Деревня пагубу осуждала: «Хмель шумит — ум молчит». «Елка (кабак) лучше метлы дом подметает».

Свод житейских правил древности «Домострой» провозглашал: «И что есть, братие, скареднее пьянчивого!.. Не чуя ни что, аки мертв, лежит и аще ему что глаголеши, не отвечает… Члены бо в нем согневшиеся смрадом воняют, и рыгает, аки скотиное. Помысли убо, како убогая та душа, аки в яме в темне, в теле том грязит. Аще и восстанет, мняшеся, то и еще не здрав есть, облак пьянственный еще мутится ему пред очима, и омрачает… Братие, трезвы будьте, ибо супостат ваш диавол ищет пьяных да пожрет».

«Не реку не пити: не буди того!.. — удостоверял «Домострой». — Я Дара Божия (вина) не похуляю, но похуляю тех, кто пьет без воздержания».

21 января — Емельян.

В устных календарях — перезимник.

Редко по неделе кряду выстаивает в стужу ветреная непогодь. Все равно опасно, коль внезапно обрушится. Мигом заносит санную колею, снег жесткий, лошадь с возом выбивается из сил. Бога молит ямщик вживе добраться до постоя: бывало, замерзали в пути на мезенских, на печорских трактах — с их безлюдьем, немерянными верстами.

Худо на дорогах — в лесу хуже. Нахлесты вихря ломают сухостой, сучья, вершины елок: берегись, убьет!

Всего страшней — пурга в тундре, на островах Заполярья. Рев, свист; ветер с ног валит. Натягивали веревки, чтобы, держась за них, выйти набрать дров, еще куда по необходимости крайней. Выпустил веревку — пропал! Темь кромешная, летящий снег, стужа, и в двух шагах от хибары погибал незадачливый промысловик, сиротело становище.