Валерий Леонов - Пространство библиотеки: Библиотечная симфония

Чтобы показать разницу между традиционными и новыми технологиями, я использую притчу «Разговор двух воробьёв», представленную в изложении философа Г.И. Гурджиева. Однажды, на карнизе высокого дома сидели два воробья — один старый, другой молодой. Старый поведал молодому: «Когда на дороге послышится шум, дребезжание и громыхание, значит, вскоре после этого можно лететь на дорогу и полакомиться навозом, который остаётся после лошади». И вот послышалось очень много шума, дребезжания и громыхания. Когда всё стихло, молодой обрадованно полетел вниз, но не нашёл ничего, кроме нескольких несъедобных капель с дурным запахом. Это были капли масла, оставленные современным автомобилем. Тогда старый воробей, нахохлившись и поймав под крылом блоху, сказал с глубоким вздохом: «Времена очень сильно изменились — нет больше средств к жизни, которые мы находили прежде». Есть всё внешнее, заключает Г.И. Гурджиев, шум, треск и отвратительный запах, но нет ничего полезного для достижения нашей главной цели [66] Гурджиев Г.И. Встречи с замечательными людьми. М.: Летавр, 1994. С. 21-22. .

…В отличие от сказки, притча не имеет счастливого конца. Она ставит нас перед лицом трудного испытания: только мы (или сам человек) можем сделать свой выбор.

Библиотечный мир сегодня — это и есть твеновская «Миссисипи», зыбкая, подвижная среда, и, чтобы вести библиотеку в таких «водах» во время перемен, нужно постоянно совершенствоваться. Ведь время перемен и опасно: ветер может валить деревья с мощными корнями. Кем бы ни были мы — авторами, библиотекарями, издателями — нам нельзя не реагировать на происходящие перемены. Но это также и время новых возможностей, когда изменения могут играть большую положительную роль.

Современной библиотечной науке нужны так называемые «сильные» учёные, то есть такие, какие могут неправильно прочесть работы предшественников и вырваться на свободу, перейти на другую орбиту интерпретации [67] Образцом такого «сильного» учёного я считаю немецкого социолога Макса Вебера (1864–1920). На Западе его нередко называют «великим буржуазным антиподом Карла Маркса» и даже «Марксом буржуазии». (См.: Вебер М. Избр. произведения: Пер. с нем. / Сост., общ. ред. и послесл. Ю.Н. Давыдова; Предисл. П.П. Гайденко. М.: Прогресс, 1990. 808 с.) В одной из статей этого сборника «Наука как призвание и профессия» М. Вебер так сформулировал казалось бы общеизвестную проблему: «… возьмите исторические науки о культуре. Они учат понимать политические, художественные, литературные и социальные явления культуры, исходя из условий их происхождения. Но сами они не дают ответа ни на вопрос о том, были ли ценными эти явления культуры и должны ли они дальше существовать, ни на другой вопрос: стоит ли прилагать усилия для их изучения. Они предполагают уверенность, что участие таким путём в сообществе «культурных людей» представляет интерес. Но что это на самом деле так, они не в состоянии никому «научно» доказать, а то, что они принимают данный факт как предпосылку, ещё отнюдь не доказывает, что это само собой разумеется. Это и в самом деле отнюдь не разумеется само собой» (С. 720-721). . Под библиотечной наукой я имею в виду не прикладную научную дисциплину, а науку в самом чистом виде, как человеческий порыв, «интуитивное озарение», по Ла Рю, как желание понять накопленную Вселенную текстов и наше (библиотекарей) место в ней. Независимо от нашего желания мир текстов будет изучаться до тех пор, пока существуют человек, деятельность, общение.

«Неправильное» прочтение устоявшихся построений должно пробудить у нас желание, интерес узнать больше, чем мы знаем. Но и узнавание большего есть только часть ответа на волнующие меня проблемы: каковы же границы библиотеки, если они существуют? Является ли библиотека, как и книга, бессмертным творением человека или близок её конец? Что тогда вместо неё? Какой будет библиотека завтра? Будет ли она по-прежнему хранилищем знаний «без субъекта знания» или станет центром распределения информации? Как это всё касается нас, библиотекарей, или наша профессия медленно умирает и будет предана забвению?

Действительно, возможно ли представить, что библиотека, какой мы её знаем и ценим, придёт к концу? Может ли случиться так, что она станет совершенно другой, не похожей на прежнюю, и профессия библиотекаря уйдёт в прошлое? Представить себе это мне трудно, и не только потому, что работаю в библиотеке. Я стал библиотекарем главным образом из-за того, что считаю свою профессию — сохранение и предоставление накопленных человечеством знаний — благороднейшим и самым осмысленным занятием. Ведь мы здесь для того, чтобы через знания узнать и понять, зачем мы здесь. Какая ещё цель достойнее?

Не всегда я был так очарован своей профессией. В Институте культуры на библиотечном факультете был период, когда изучение литературы, истории, философии, иностранных языков казалось мне наиболее интеллектуальным занятием. Начиная только с третьего курса, появилась заинтересованность в лекциях по систематизации, предметизации и реферированию научной литературы, информационному поиску. Я стал ценить точные методы библиотечно-библиографической науки, а взаимосвязи с информатикой открывали безграничный простор для исследований. Благодаря многостороннему общению в творческой среде, приближалось понимание «категорического императива» нашей профессии: наука ставит вопросы, на которые в библиотеке могут быть получены ответы, по крайней мере ориентирующие исследователя.

В библиотечном пространстве есть свои рубежи, свои границы. Более того, библиотеко- и библиографоведение, развиваясь, будут постоянно нам навязывать эти границы своей власти, за пределы которых не выйти. Что я имею в виду? Вот некоторые примеры.

1. Теория документальных потоков утверждает, что наше знание потока всегда будет неточным, отражающим лишь status quo, следовательно, многие ситуации его движения и развития предсказать невозможно.

2. Теории свёртывания (компрессии) текстов отрицают возможность адекватного отражения и понимания исходных документов пользователем.

3. Эволюция письменности продолжает напоминать нам, что мы занимаемся внедрением новых технологий не ради демонстрации возможностей этих технологий, а чтобы уметь читать и правильно интерпретировать текст.