Альбер Камю - Творчество и свобода: Статьи, эссе, записные книжки

Невозможно полностью исключить оценочные суждения. Они — отрицание абсурда.

Древние философы размышляли гораздо больше, чем читали (и недаром). Вот отчего в их сочинениях так много конкретности. Книгопечатание все изменило. Теперь читают больше, чем размышляют. Вместо философии у нас одни комментарии. Именно это имеет в виду Жильсон [385] Жильсон, Этьен (1884–1978) — французский философ, историк философии. , когда говорит, что на смену эпохе философов, занимавшихся философией, пришли профессора философии, занимающиеся философами. В таком подходе — и скромность, и беспомощность. Мыслитель, который начнет свою книгу словами «Рассмотрим все с самого начала», вызовет насмешки. Дошло до того, что сегодня философский трактат, не ссылающийся ни на какие авторитеты, не подкрепленный цитатами и комментариями, никто не принял бы всерьез. И все же…

Для «Чумы»: в людях больше черт, достойных восхищения, чем черт, достойных презрения.

Когда, несмотря на уверенность в том, что «все дозволено», преодолеваешь соблазн, в душе все-таки остается след — перестаешь судить других.

Многих людей влечет к роману то, что жанр этот по видимости лишен стиля. На самом же деле он требует стиля более виртуозного — такого, который полностью подчиняется предмету рассказа. Так что можно вообразить писателя, у которого каждый роман написан в своем стиле.

Предчувствие смерти, к которому я с некоторых пор привык: он лишено поддержки болью. Боль привязывает к настоящему, она вовлекает в борьбу . Но предчувствовать смерть просто при виде окровавленного носового платка, не совершая никакого усилия, — это головокружительное погружение во время: страх бытия.

Облака поредели. Лишь только показалось солнце, над пахотой закурился дымок.

Смерть сообщает новую форму любви — а равно и жизни, она превращает любовь в судьбу. Твоя возлюбленная умерла в пору, когда ты любил ее, поэтому любовь твоя пребудет вечно — в противном же случае от нее не осталось бы и следа. Чем же был бы мир без смерти — вереницей исчезающих и воскресающих форм, мучительным бегством, миром, не знающим завершенности. Но, к счастью, она существует, — она, надежная опора. И любовник, оплакивающий прах возлюбленной, Рене на могиле Полины [386] …Рене на могиле Полины… — имеются в виду Франсуа-Рене де Шатобриан и графиня Полина де Бомон (1768–1803). Об их любви Шатобриан рассказал в первом томе своих «Замогильных записок» (опубл. 1848–1850). , проливает слезы чистой радости — ибо совершилось, — радости человека, сознающего, что судьба его наконец определилась.

Любопытная теория г-жи де Лафайет — брак как наименьшее из зол. Лучше неудавшийся брак, чем мучения страсти. Здесь налицо этика Порядка .

(Французский роман психологичен, потому что сторонится метафизики. Он всегда избирает мерилом человека из осторожности.) Тот, кто считает «Принцессу Клевскую» классическим романом, невнимательно читал ее. Напротив, она очень плохо выстроена.

«Чума». Разлученные: Дневник Разлуки? «Ощущение разлуки было всеобщим, и представление о нем можно составить по беседам, признаниям и сообщениям, появлявшимся на страницах газет».

То же. Разлученные. Тот вечерний час, когда верующие заглядывают в свою душу, — час, тяжкий для узников, — это пора обманутой любви.

«Чума». То же. Голод заставляет одних задумываться, других — запасаться продовольствием. Следовательно, мало того, что одно и то же явление приносило с собой не только зло, но и добро; то, что было злом для одних, оборачивалось добром для других. Было от чего потерять голову.

?Стефан. Дневник разлуки.

Три плана в книге:

Тарру, который описывает мелочи;

Стефан, который говорит о главном ;

Риэ, который объединяет их и поднимает на новую высоту в относительном диагнозе .

Разлученные. То же. В самом конце эпидемии они уже не могли представить себе ту домашнюю атмосферу, в которой прежде существовали, не могли представить себе, что рядом с ними жило существо, на которое они могли в любую минуту поднять руку.

Эпиграф для «Недоразумения»? «Рожденное не достигает совершенства, но никогда не останавливается». Монтень.

Нетрудно представить себе европейца, обратившегося в буддийскую веру, ибо это обеспечивает ему жизнь после смерти — которую Будда считает непоправимым злом, но которой человек желает изо всех сил.

Сент-Этьенн и его пригород. Подобное зрелище — обвинительный акт породившей его цивилизации. Мир, где нет места живому существу, радости, деятельному отдыху, — это мир, обреченный на гибель. Ни один народ не может существовать без красоты. Он может какое-то время продержаться, и все. А между тем Европа, где подобных городов множество, с каждым днем все дальше уходит от красоты. Вот отчего она корчится в конвульсиях, вот отчего она умрет, если, заключив мир, не вспомнит о красоте и не возвратит любовь на подобающее ей место.

Всякая жизнь, посвященная погоне за деньгами, — это смерть. Воскрешение — в бескорыстии.

Сам процесс письма дает ощущение уверенности в себе, которой мне начинает недоставать. Уверенности, что тебе есть что сказать, а главное, что возможно сказать что бы то ни было, уверенности, что твои чувства и твое существование годятся для примера, уверенности, что ты незаменим и не знаешь страха. Все это я постепенно утрачиваю и начинаю думать о том времени, когда перестану писать.

Иметь силу выбрать то, что тебе по душе, и не отступаться. Иначе лучше умереть.

Разлученные: «Чтобы вновь пережить свою любовь, они с нетерпением ждали часа, когда в их душах проснется беспредметная ревность».

То же. Их просят составить список близких людей, с которыми они разлучены. Они удивляются, что за этим ничего не последовало. А все дело было в том, чтобы выяснить, кого извещать, «если что-то случится». «Короче, мы записались».

То же. Третья часть. «Но, когда они встретились снова, им еще долгое время было очень трудно поставить реального человека на место того, кого создало их воображение… и можно сказать, что чума кончилась только в тот день, когда один из них смог снова посмотреть на ту, кто рядом, скучающим взглядом».

Всякую мысль следует оценивать по тому, что она сумела извлечь из страдания. Несмотря на мое отвращение, страдание — это действительность.

Я не могу жить без красоты. И этим объясняется моя слабость в отношении некоторых людей.