Альбер Камю - Творчество и свобода: Статьи, эссе, записные книжки

Итог: «И за умопомрачительную цену его закопали в глину». Знаете, здесь хоронят приговоренных к смерти. Лаваль [426] Лаваль, Пьер (1883–1945) — глава коллаборационистского правительства Виши, расстрелянный после освобождения Франции. немного подальше.

Роман. Если ужин запаздывал, это означало, что на завтра назначена казнь.

В. Окампо [427] Окампо, Виктория (1891–1979) — аргентинская писательница. идет к Бекингемскому дворцу. Солдат у входа спрашивает ее, куда она идет. «К королеве». — «Проходите». Привратник (?) То же. «Проходите». Покои королевы. «Поднимитесь на лифте». И т. д. Ее приняли без всяких формальностей.

Нюрнберг. Под обломками погребено 60 000 трупов. Запрещается пить воду. Но даже и купаться в ней желания не возникает. Это вода из морга. Вдобавок к гнили — процесс [428] …процесс — речь идет о Нюрнбергском процессе 1945–1946 гг. .

На абажурах из человеческой кожи — очень древняя танцовщица с татуировкой между грудей.

Бунт. Начало: «Единственная истинно серьезная нравственная проблема — это убийство. Остальное вторично. Но знать, могу ли я убить другого человека, стоящего передо мной, или дать согласие на то, чтобы его убили, знать, что я ничего не знаю, пока не узнаю, способен ли я убивать, — вот что главное».

Люди хотят привести нас к своим выводам. Если они вас судят, то всегда по своим собственным законам. Но мне-то безразлично, так они думают или эдак. Мне важно знать одно: способен ли я убивать. Если мысль ваша достигла предела, положенного всякой мысли, они потирают руки. «Что-то он теперь будет делать?» И держат наготове свою правду. Но мне, в общем-то, безразлично, есть в моих рассуждениях противоречие или нет, я не стремлюсь стать гением от философии. Я вообще не стремлюсь стать гением, мне достаточно трудно быть просто человеком. Я хочу прийти к согласию и, зная, что я не способен убить себя, понять, способен ли я убить или позволить убить другого, а поняв это, вывести из своего знания все возможные следствия, пусть даже это не избавит меня от противоречий.

Кажется, мне остается обрести гуманизм. Я, конечно, ничего не имею против гуманизма. Просто мне он тесен, вот и все. Греческая философия, например, отнюдь не исчерпывалась гуманизмом. Это была философия всеприемлющая.

Террор! А они уже начали забывать.

Роман Справедливость.

Истории любви:

1) Бедное детство — несправедливость от природы. При первой жестокости (драка) несправедливость и отроческий бунт.

2) Туземная политика. Партия (и т. д.).

3) Революция в целом. Не думает о принципах. Война и Сопротивление.

4) Очищение [429] Очищение — этим словом в первые послевоенные годы обозначался процесс чистки государственного аппарата Франции от людей, скомпрометировавших себя сотрудничеством с нацистами. . Справедливости с насилием не по пути.

5) О том, что правды не бывает без праведной жизни.

6) Возвращение к матери. Священника? «Не стоит». Она не сказала «нет». Сказала, что не стоит. Он знал, что она всегда считала, что не стоит беспокоить кого бы то ни было ради нее. И даже когда к ней пришла смерть…

Бунт и Революция.

Революция как миф — окончательная революция.

То же. Исторический подход не может объяснить феномен красоты, то есть отношения с миром (чувство природы) и с отдельным человеком (любовь). Что же говорить об объяснении, претендующем на абсолютность, которое…

То же. Все усилия немецких философов были направлены на то, чтобы подменить понятие человеческой природы понятием человеческой ситуации [430] Ситуация — понятие философии Сартра, подразумевавшего под ним условия экзистенциального выбора, осуществляемого человеком в жизни (включая сюда условия как исторические, так и вневременные, метафизические). и, следовательно, поставить на место Бога историю, а на место древнего равновесия современную трагедию. Современный экзистенциализм идет еще дальше, вводя в понятие ситуации ту же неопределенность, что и в понятие природы. Остается одно движение. Но я, подобно грекам, верю в природу.

«Чума». Никогда в жизни я не испытывал подобного чувства провала. Я даже не уверен, что дойду до конца. И все же иногда…

Все взорвать. Придать бунту форму памфлета. Революция и те, что никогда не станут убивать. Бунтарская проповедь. Ни одной уступки.

«Какая безумная, непостижимая штука: не существует таких обстоятельств, при которых автор мог бы быть честным со своими читателями». Мелвилл.

С точки зрения нового классицизма «Чуму», пожалуй, можно считать первой попыткой изобразить коллективную страсть.

Для «Чумы». Ср. Предисловие Дефо к третьему тому «Робинзона»: Серьезные размышления о жизни и удивительных приключениях Робинзона Крузо: «Изображать один вид заточения посредством другого столь же основательно, сколь основательно изображать любую вещь, существующую взаправду, посредством другой вещи, вовсе не существующей. Если бы я стал писать историю жизни частного человека общепринятым образом… все сказанное мною нимало бы вас не развлекло…»

«Чума» — памфлет

Как научиться умирать в пустыне!

Лурмарен [431] Лурмарен — селение в департаменте Воклюз на юге Франции, у подножия горной цепи Люберон. Камю побывал там в гостях у писателя Анри Боско. Позднее он окончательно поселился в Лурмарене; там находится и его могила. . Первый вечер после стольких лет. Первая звезда над Любероном, мертвая тишина, трепещущая вершина кипариса и моя беспредельная усталость. Край торжественный и суровый — несмотря на свою потрясающую красоту.

История бывшего заключенного, который встречает в Лурмарене немецких пленных. «Первый раз его избили на допросе. Но это было в каком-то смысле нормально именно потому, что исключительно. Все началось в лагере, когда за мелкую провинность он получил две здоровенные оплеухи. Ибо тогда он понял, что для того, кто его ударил, это и есть вещь привычная, нормальная, естественная…» Он пытается обсудить это с немцем-пленным. Но тот — пленный, с ним нельзя говорить об этом. Потом немец исчезает, теперь с ним вовсе не поговоришь. Размышляя, он приходит к выводу, что нет человека, достаточно свободного, чтобы суметь объяснить это. Все они пленники.

Однажды, в лагере, охранники забавы ради заставили их вырыть себе могилу, но не расстреляли. Добрых два часа они копали черную землю и видели корни и все прочее по-новому.