Николай Морозов - Новый взгляд на историю Русского государства

Опять тюрьмы... опять суд... приговор к пожизненной каторге. Но каторга уступила место одиночному заключению сперва в Алексеевском равелине Петропавловской крепости, а затем — три года спустя — в каменном мешке Шлиссельбурга. В Шлиссельбурге Морозов просидел до 28 октября 1905 г., когда его неожиданно выпустили «на волю»... Из 20 народовольцев, осужденных в 1882 г., только трое дожили до 1905 г.

25 лет провел Морозов в одиночном заключении...

Лучшая картина его тюремных занятий — отрывки из его писем.

«Уже более 10 лет я снова отдаю почти все свое время изучению естественных наук, к которым, как вы знаете, я еще в детстве имел пристрастие... Здесь я несколько лет занимался астрономией, конечно, без телескопа, по одним книгам и атласу; но на воле, еще до первого заключения, я одно время имел в распоряжении небольшую трубку и настолько хорошо помню наши северные созвездия, что по вечерам узнаю каждое из них вверху через окно».

«Года 2 или 3 я специально занимался здесь ботаникой, могу разводить цветы в крошечном садике, а для зимних занятий составил гербарий, в котором набралось более 300 видов растений. Кроме всего этого я занимаюсь постоянно теоретической физикой и химией и уже 4 или 5 лет имею хороший микроскоп. Теперь я пишу книгу о строении вещества и, если позволит здоровье, окончу в этом году. Написал уже почти полторы тысячи страниц и осталось не более 500. Хотя этой книге, вероятно, и не суждено никогда попасть в печать, но все же я усердно работаю над нею почти каждый день — в продолжение последних трех лет — и чувствую невыразимое удовольствие всякий раз, когда после долгих размышлений, вычислений, а иногда бессонных ночей мне удается найти порядок и правильность в таких явлениях природы, которые до сих пор казались загадочными».

«В последние годы я имею возможность пользоваться довольно значительным количеством книг на русском, французском, английском и немецком языках. Кроме них я выучился итальянскому и испанскому, чтобы знать все главные языки».

Книги попадали в крепость полулегально — тюремный врач, д-р Безродный, отдавал их в мастерскую «для переплета»... и «переплетчик» Морозов ими пользовался.

Овладевание знаниями давалось Морозову очень легко. Не менее легко он усваивал языки. Кроме перечисленных выше, он знает латинский и греческий; затем подучил польский. И в последнее свое заключение — в 1912—1913 гг. в Двинской крепости — он изучил древнееврейский, необходимый, по его словам, для чтения в оригинале библий и других религиозных памятников.

Если бы эти занятия свелись только к самообразованию, если бы Морозов, неожиданно для себя выпущенный на волю, оказался бы человеком с высшим естественнонаучным образованием, приобретенным без руководителей в таких исключительных условиях, то мы бы просто считали его талантливым самородком. Но в Морозове проявил себя первоклассный ученый, оригинальный мыслитель, энциклопедичность которого поражает. Он не просто знает ту либо иную отрасль наук, он в каждой из них произвел самостоятельные изыскания. Его работоспособность изумительна и сейчас. Он может работать по 10—12 час. изо дня в день, выкраивая еще время для заседаний и деловых поездок...

Перечисленные выше отрасли знания далеко не все, в которых творил Морозов. В письме от 24 февраля 1898 г. мы читаем: «По-прежнему я интересуюсь всем новым в естественных науках: и новыми элементарными телами, в роде аргона и гелия, и каналами на Марсе, и рентгеновыми лучами, и даже новыми математическими теориями о многомерных пространствах».

Этот «интерес» выражался у Морозова необычно. Вот два примера.

Обладая до Шлиссельбурга только обыкновенными в ту эпоху познаниями по «гимназической» математике, Морозов в крепости изучил сам дифференциальное и интегральное исчисления. «Этот отдел математики — пишет он в 1898 г. — очень важен для понимания законов природы, а учебники все очень сухи». И Морозов сразу же принимается за составление двух оригинальных по замыслу и выполнению книг.

Вообще в 1905 г. Морозов унес из Шлиссельбурга 21 том своих сочинений.

Какие же работы первыми по времени обратили внимание на узника-ученого? Таковыми явились исследования по химии. Еще в 80-е годы Морозов особенно заинтересовался атомистикой и создал специальную структурную теорию атома. В своей работе «Периодические системы строения вещества», написанной в Шлиссельбурге и напечатанной лишь в 1907 г., он стал на следующую точку зрения: «Вероятность превращения известных нами до сих пор металлов и металлоидов друг в друга при обычных химических реакциях двойного обмена и замещения чрезвычайно близка к нулю. Поэтому мы инстинктивно не верим в возможность таких трансформаций и стараемся всякое неожиданное появление новых химических элементов при наших опытах объяснить нечистотою употребленных реагентов. Иначе и быть не может».

«Но можно ли заключить из этого, что каждый из известных нам до сих пор семидесяти восьми видов материи также вечен, как и она сама; что газы нашей атмосферы, металлы земной коры и все вообще химические элементы, наблюдаемые нами на небесных светилах, не произошли и не происходят где-нибудь теперь, среди туманных скоплений, носящихся в бездонной глубине небесных пространств?»

«Конечно, нет».

«Есть много данных за то, что атомы химических элементов тоже совершают свою эволюцию в бесконечной истории мироздания».

Таковы были предпосылки Морозова к созданию своей теории образования химических элементов. В разработке поставленной таким образом проблемы Морозов применил ряд остроумных диаграмм, впоследствии широко применяемых им как метод исследования в ряде других работ; он привлек данные астрономии и астрофизики, устанавливая, с одной стороны, ряд надзвездных элементов (короний, водород, первичный гелий), с другой — систему археогелидов, современных минеральных элементов; наконец, Морозов высказал чрезвычайно глубокую мысль: «Если закон периодичности есть действительно физический закон, а не искусственное эмпирическое сближение разнородных физических факторов и химических индивидуумов, не имеющих на деле ничего общего между собою, то он должен быть в то же время и законом, выражаемым математически». И эту мысль он подтвердил рядом алгебраических формул, отображающих «функциональную зависимость между атомным весом, валентностью и числом звеньев интраатомной цепи».

Не касаясь деталей разработки всей проблемы в целом, я должен остановиться на двух важных моментах: 1) какова была научная значимость теории Морозова и 2) каково ее место в истории развития науки.

Первый вопрос является в то же время тесно связанным и с судьбою научных занятий заключенного. Царскому узнику, занимающемуся «безвредным писанием», было разрешено в августе 1901 г. передать свою рукопись для отправки на рассмотрение специалиста.