Николай Морозов - Новый взгляд на историю Русского государства

Морозову пришлось сделать гороскоп, переведя поэтическое изложение подлинника на язык научной астрономии. Например, в гл. XII апокалипсиса говорится о «женщине, одетой Солнцем, внизу ног которой была Луна». Это значит, что Солнце находилось в созвездии Девы, а ниже — серп Луны, так как в гл. XIV сказано, что в этот день было новолуние. Простой пересчет показывает, что за полторы тысячи лет до нас Солнце бывало ежегодно в этой точке около 30 сентября. Такое заключение подтверждается и концом гл. XIV: «Опусти свой острый серп и обрежь гроздья винограда, на земле, потому что они созрели». Значит, дело было осенью...

Составив таким образом гороскоп, мы имеем описание положения всех упоминаемых планет в определенных точках небесной сферы. Остается только сделать расчет, на какой год и день приходилось такое расположение светил.

Морозову пришлось вычислить при помощи астрономических таблиц, в какой день, какого года осуществлялось указанное расположение планет по созвездиям неба.

Астрономическое происхождение символов апокалипсиса не вызывало сомнений и до Морозова. Но в то время как ортодоксальные историки подгоняли описание к установившейся дате, т. е. приносили астрономию в жертву церковной хронологии, Морозов отрешился от всякой предвзятой хронологии. Его вычисления дали единственную подходящую дату — 30 сентября 395 г.

Книга: «Откровение в грозе и буре. История возникновения апокалипсиса» вышла весною 1907 г. Первое издание в 6000 экземпляров разошлось в полгода, что для такого сочинения являлось рекордом. Последовали переводы на иностранные языки; немецкое вышло в 1912 г. с предисловием известного историка проф. Артура Древса.

В поднявшейся бурной дискуссии оспаривали не астрономические вычисления, а толкование текста. Кстати, можно добавить, что произведенные в 1906 г. двумя пулковскими астрономами проверочные вычисления, притом независимо друг от дуга, дали полное подтверждение расчетов Морозова.

Опровергающий установившуюся церковную дату «Откровения» расчет Морозова побудил его обратиться к другим гороскопам. Такими оказались библейские пророчества. Три из них Морозов исследовал в том же году, а остальными занялся в 1912 г. в Двинской крепости, где «на свободе» (как он шутливо определял новое свое заключение) изучил древнееврейский язык и выполнил новый перевод библейских пророчеств. Результатом работ явилась книга «Пророки», вышедшая незадолго до войны 1914 г. и поэтому не успевшая широко распространиться.

Кроме этого Морозов трижды применил свой оригинальный метод историко-астрономической разведки — по отношению к дендерскому зодиаку, такелотову затмению и к затмениям, упоминаемым у Фукидида.

Прежде чем перейти к выводам, сделанным Морозовым на основании этих поразительных разведок, я сжато укажу главные факты истории хронологии, обыкновенно обходимые молчанием во всех исторических сочинениях.

До конца XVI в. существовала только церковная хронология, а в гражданской время считалось по царствованиям, без указания последовательности годов. Счет шел от мифического первого года эры христианства, установленного церковью не ранее IX в.

В установке хронологии главную роль выполняла и раньше астрономия. Но все разведки должны были соответствовать церковным требованиям. Только в половине XVIII в. историки, по предложению астронома Клеро, переходят на счет «от Р. Х.» и на отрицательную датировку событий «до Р. Х.» Работы астрономов XIX и XX вв. (Цех, Гофман, Гинцель, Малер и др.) неизменно наталкивались на противоречия при злополучных проверках, но поколебать христианские догмы никто из них не осмелился.

После Октябрьской революции, впервые в истории человечества давшей ученым возможность свободно и научно творить, началась новая эпоха исследований, неразрывно связанная с именем Н. А. Морозова. Морозов предпринял с 1918 г. гигантский труд. Он начал с установки мифичности Христа, Евангелий, с разрушения старой церковной хронологии. Если бы астрономическая разведка, предпринятая им, ограничилась несколькими случаями, три из которых упомянуты выше, то можно было бы — и то с натяжкой — говорить о Парадоксах. Но ведь Морозов проверил все солнечные и лунные затмения, отнесенные Скалигером и его последователями к дохристианской эпохе. В таблице, опубликованной им в 1928 г., приведено 33 солнечных и лунных затмения, отнесенных к отрицательным столетиям; однако ни одно из них в действительности не могло произойти раньше IV в. н. э. А так как соответствующие таблицы, дающие возможность сделать простую поверку, опубликованы в ряде томов капитального сочинения «Христос», то читатель получает возможность лично убедиться в этом.

В VI томе (1930 г.) приведена полная сводка по истории комет на основании европейских и китайских источников. И здесь обнаружилась такая же неправильность данных истолкований их появления до IV в. н. э.

Морозов вовсе не ограничивает свои исследования только астрономическим методом. Он явно и определенно подчеркивает, что применяемые им другие методы: геофизический, материально-культурный, лингвистический, этно-психологический, статистический — только и могут дать функциональную проверку и оценку результатов исследования. И эти методы применяются им в различных случаях чрезвычайно ярко и остроумно.

Размеры настоящего очерка не позволяют мне остановиться на оценке различных исторических гипотез Морозова, явившихся в итоге его исследований. Но главная его заслуга и не в них. Как он сам говорит: «Я старался только расшатать старые исторические бастионы с водруженной на них, видимо или невидимо, хоругвью „нерукотворного спаса“ и лишь наметить общими чертами возможность построения на развалинах старой исторической крепости (в которой многие и теперь ищут себе защиты) новой, осмысленной исторической науки».

С 1906 г. главная педагогическая и научная работа Морозова протекала в стенах б. Биологической лаборатории, где он был последовательно руководителем практических занятий по химии, доцентом по аналитической химии, профессором по физической химии, заведующим химическим отделением и членом совета. С 1918 г. Он избирается директором и сразу же приступает к преобразованию лаборатории в Государственный научный институт имени П. Ф. Лесгафта, В качестве бессменного руководителя он обнаружил редкое умение входить в интересы всех отделений института, что возможно лишь при его исключительной энциклопедичности.

Вся его научная деятельность — критико-исследовательская, как он формулирует это и сам: «В таких работах неизбежно приходится критиковать некоторые из старых воззрений и высказывать новые, потому что, ведь, если бы все повторяли только старое, то как могла бы наука двигаться вперед».