Борис Марков - Культура повседневности: учебное пособие

Отношения мужчин и женщин в рамках родового общества вряд ли были «любовными», однако они были телесными (но, разумеется, не только сексуальными). Женщина готовила пищу, и вообще от нее зависела атмосфера дома. Но не стоит преувеличивать биологическую детерминацию семейности. Человек – существо незавершенное, и у него нет никакого семейного инстинкта. Поэтому существует так много форм брака и семьи. Семья – это искусственная психосоматическая, социальная и символическая иммунная система, в которой выращивается и существует человек. Это, может быть, важнейшая антропотехника, изобретенная человечеством. С ее исчезновением производство человеческого может прекратиться. Поэтому следует думать над тем, где и как будут исполняться те функции, которые были прерогативой семьи. Семья как сфера интимной жизни – это продукт символический, продукт радостной песни, мифа, внушающих веру в возможность лучшей жизни. Отсюда мы должны не только критиковать семью и сеять апокалипсические настроения, но и дать «полезное заблуждение», способствующее выживанию человека.

Институт брака, сложившийся в античности, достаточно четко определял роли мужчин и женщин и обеспечивал использование семьи для нужд государства. Семья – это экономическая, социальная и воспитательная институция. Вместе с тем, привязанная к пространству дома, она была естественной формой реализации близких и сильных взаимодействий. Римская семья, проживавшая в городе, уже не была, строго говоря, родовой. Муж и жена обладали определенными юридическими правами, были включены в различные социальные отношения. Это делало их отношения более дистанцированными, «отчужденными».

Ветхий Завет манифестировал традиционный, родовой брак, нацеленный на воспроизводство. В Раю Адам и Ева жили в симбиоти-ческом единстве с Богом, пока не доверились третьему, пока не предали Творца. Они не стыдились наготы и, стало быть, не испытывали вожделения. Состояние невинности, духовный союз – это и есть радикальный ответ христианства на фантазматические отношения мужчин и женщин. Новый Завет предложил иную модель, в основе которой лежит мистический союз брачующихся с Церковью и Христом. Писание содержит противоречивые указания относительно брака: «И всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную» (Мф. 19:29). «Не уклоняйтесь друг от друга… чтобы не искушал вас сатана невоздержанием вашим» (1 Кор. 7:5). С этим столкнулся и блаженный Августин, будучи епископом, вынужденный под давлением рассерженных мужей своих прихожанок акцентировать второе наставление, а следование первому объявить гордыней.

Можно отметить следующие особенности христианского понимания брака.

1. В Кане Галилейской церемонию бракосочетания посетил Христос, который помолился, чтобы Отец благословил брачный союз и обеспечил «сожитие» и «чадородие».

2. Брак – это нерасторжимый мистический духовный союз.

3. Женщина выступает в христианстве как Божья премудрость. Брак с нею делает мужчину, рожденного властвовать, более осмотрительным. Так позиционировалась княгиня Ольга. Мужчина становится чем-то вроде сына при жене.

4. Признается нечто вроде андрогинности, т. е. наряду с единством разума и души ищется единство тела.

5. Таинство брака – это не только союз людей, но и мистический союз с Христом и Церковью. В браке молодые люди совершают разрыв с родителями и сливаются друг с другом уже не по кровнородственной связи, а по духовной любви. Таинство венчания – это сопричастность: как Церковь повинуется Христу, так и жена – мужу. Символы брака: венец – знамение царской власти, но царством супругов станет дом; чаша – общность горя и радости, труда и отдыха.

6. Для монахов и монахинь вместо секса – дружба. Если в браке «желательно жить с женой как с сестрой», то в монастыре культивируется дружба. Так возникает довольно своеобразная и временами опасная эротология: складывается культ Девы Марии, догмат о ее непорочности (мать-дева), а Христос воспринимается как небесный жених.

Существуют две альтернативные точки зрения. Согласно одной – христианство одухотворяет брак тем, что освящает его любовью, согласно другой, отстаиваемой Ф. Ницше и В. В. Розановым, одухотворение женщины стало новой формой самообмана. Женщина была вынуждена выдавать себя за идею. Но с идеей невозможно жить на близком расстоянии. А всем, кто живет в браке, можно выдавать медаль «За участие в ближнем бою». Ибо брак – это совсем не виртуальная форма жизни. Теоретизация женщины, сведение ее к Софии Божьей Премудрости сделали ее образ пустым и холодным. Вердикт В. В. Розанова таков: одухотворение брака превратило его в «духовный роман». Он склонялся к домостроевскому варианту, впрочем, смягченному феминистскими идеями. В отличие от «Домостроя» В. В. Розанов считает женщину опорой и главой дома. Но в политике и общественной жизни она не участвует. Ее большая политика – это кухня и спальня. Там она руководит и через них правит. Плохая еда и больные дети, холодная атмосфера в доме – вот главные причины деградации людей. Брак, по В. В. Розанову, – функция рода, а не личности. То, что называют любовью, происходит из полового влечения, обеспечивающего продолжение рода; само соитие – родовой акт; дети – продолжение рода.

Конечно, обе эти позиции – крайности. Попытки жить с женщиной как сестрой во Христе, с «вечной женственностью», которые в жизни пытались реализовать монахи и такие тонкие романтические люди, как В. С. Соловьев и А. А. Блок, вели к отсутствию детей. А стремление «оязычить» брак привело к современному пониманию связи мужчины и женщины, как исключительно сексуального партнерства.

Все философские теории, будь то христианского или языческого толка, надо рассматривать на фоне реального изменения как института, так и этоса семьи в повседневной жизни. И именно ее эволюция определяет то, каким становится брак в реальности. Например, «Домострой», которому на практике следовали наши предки, был лишь незначительно модифицированным институтом греческого, т. е. языческого брака. Но и без поэтизации женщины с ней нельзя жить. Ведь женщина для нас, мужчин, – это всегда фантазм. И надо оценить, что лучше: рассматривать ее как идею или как источник эротических наслаждений. Это каким-то образом и совмещает концепция любви.

Так становятся возможными опять два подхода, но отличающиеся от первой дилеммы. Теперь речь идет о респонсивности идеи и жизни, мужского фантазма и женской реальности, теории и повседневности. Между тем неверно было бы сводить христианский брак к «духовному роману». На самом деле это случилось в интеллектуальной среде в XIX в. Христианство, интенсифицировавшее «пастырство плоти», сконструировало весьма сложную игру, в которой секс объявлялся греховным и вместе с тем не только не подавлялся, но даже интенсифицировался. Это произошло благодаря открытию эротического воображения. Средневековые «ведьмы» на самом деле вовсе не летали на Лысую гору и не участвовали в оргиях. Все это было плодом их воображения. При этом поражает единство «ведьм» и инквизиторов: среди множества вопросов, которые можно было бы задать таким экзотическим существам, охотно обсуждался, как правило, один и тот же.