Робер Мюшембле - Оргазм, или Любовные утехи на Западе. История наслаждения с XVI века до наших дней

Неоконсерваторы и христианские фундаменталисты США — «нации с церковной душой», по выражению Честертона1, клеймят «старушку Европу» в целом, противопоставляя ее духовному упадку американские нравственные и религиозные ценности. На самом деле их соотечественники разделены на два лагеря, между которыми находится болото нерешительных. В одном лагере — традиционалисты, опирающиеся на поддержку «библейского пояса» южных штатов, в другом — сторонники большей свободы, по преимуществу жители Нью-Йорка и северо-восточных штатов. Интеллектуалы и сторонники обоих лагерей разыгрывают нескончаемый римейк великого противостояния между духом терпимости, провозглашенным философами XVIII века, и чувством вины и греховности, что

язывали протестантская и католическая церковь в -XVII веках. Душок «контрреформации»8 витает над страной, где меньшинства пытаются приподнять колпак конформизма, нависший над ними. На нашем умиротворенном континенте пыл борьбы уже затих, и на первый план вышло стремление к единству. Несмотря на разногласия между Севером и Югом, Западом и Востоком, Европейский союз делает выбор в пользу оптимистического и жизнелюбивого завещания века Просвещения. В проекте Европейской конституции, предложенном в 2004 году, говорится о «культурном и религиозном гуманистическом наследии» без явного упоминания христианских ценностей. Можно понять, почему на континенте, где веками вплоть до 1945 года бушевали непрерывные войны, возникла тяга к согласию, миру и наслаждению радостями жизни. И здесь кроется еще одно существенное отличие от Соединенных Штатов, не знавших подобных потрясений: на территории США не было войн после Гражданской войны 1865 года и до 11 сентября 2001.

Две части западного мира различаются видением жизни, счастья, наслаждения. Чтобы постичь причины различий, надо углубиться в историю каждой национальной культуры, изучить ее общественную и культурную символику. И в Европе, и в Америке царит дух индивидуализма, но он проявляется по-разному, потому что коренится в абсолютно разных системах общественных взаимосвязей и утверждает совершенно разные ценности. В Северной, Европе дух индивидуализма сочетается с развитой гражданской сознательностью, мощным чувством принадлежности к коллективу и большой терпимостью в эротическом отношении. Во Франции сильнее проявляется эгоизм и отказ следовать установлениям, но он же

определяет стремление к свободе нравов. В Соединении, Штатах, как и в Скандинавии, индивидуализм сочетаете, с развитым чувством принадлежности к группе, но оит* ведет к сексуальной свободе, хотя меньпшнетва грива! заявляют о своих правах. Н

Что касается нарциссизма, то он царит всюду. Оди» ко и здесь различия существеннее, чем сходства. По нал» сторону Атлантики нарциссизм утверждается как желание жить счастливо здесь и сейчас, а по другую сторону он связывается с представлением о хрупкости собственного «я», вынужденного вписываться в «культурувыживания», и приводит иногда к настоящим патология» психики. I

Ценности гедонистов

Для историка и социолога личность существует не сама по себе, она — «сконструированный объект». Тем не менее человек постоянно стремится реализовать свою свободу, в частности выбирать между разными воздействующими на него силами3. В 1970-е годы личность вышла на авансцену общества. Ее двигало само общество, впавшее в состояние эйфории от развития потребления, технических, медицинских и научных открытий. Благосостояние, самореализация, поиски удовольствий превратились в настоящий культ4. К середине 1980-х годов стали появляться ограничения, связанные с издержками глобализации, эффектом глобального потепления и ростом безработицы5. Возможно, сказывается и эффект поколения, выросшего у терпимых родителей, ценящих свободу личности. Дети таких родителей теряются, столкнувшись с суровым миром производства, где царит дух

соревнования и действуют очень строгие правила. Психологи отмечают, что недавняя мода на татуировки и пирсинг у подростков отвечала желанию следовать правилам группы сверстников и одновременно стремлению обособиться от «молодящихся предков», охотно играющих роль взрослых детей6. Родители и дети, исповедующие разные взгляды на жизнь, нелегко переходят к роли простого свидетеля жизни другого поколения. Гедонизм нашего времени более лихорадочный, чем жизнелюбие шестидесятых. К этому добавим трудности, с которыми сталкиваются дети в обществе, где их родители еще вполне активны благодаря удлинившейся продолжительности жизни, но не желают играть роль «авторитарных» родителей, так как отказались от модели, патриархальной семьи.

Нет ничего удивительного, что в этих обстоятельствах Европа 2000-х годов не может определить свои позиции по целому ряду параметров. В 1999 году был проведен грандиозный опрос для сопоставления различных систем ценностей, и на его основе вырисовалась достаточно противоречивая картина произошедших изменений7. Единственное неоспоримое утверждение состоит в том, что по всему континенту прогрессирует стремление к индивидуализму. Некоторые аналитики приходят на этом основании к несколько пессимистическому выводу, говоря об утверждении «культуры скрытности» и страха перед иностранцами, который «делает демократию более хрупкой»8. Тем не менее в списке приоритетов повсюду на первом месте стоит семья (86% опрошенных), затем работа (54 %), друзья и знакомые (47 %), в самом конце находятся религия (17 %) и политика (8 %). Распределение приоритетов во Франции не слишком отличается от общеевропейского. По сравнению с предыдущим опро-

Робер Мюшембле. Оргазм, или Любовные утехи иг Зщ.

сом 1990 года усилилось значение семьи, работы» зей, но снизилось значение веры (с 14до 11 %jsJ. J

ЭТИ ЦИфры ГОВОрЯТ О ТОМ, ЧТО Стремление К СОЦЩщ

ции остается ведущим, но оно несколько измените), отныне концентрируется вокруг локальных социальщц групп, таких как семья, дом, близкие родственники, зья, профессиональная общность. Доверие к бомщ социальным группам, таким как церковь или политу кие партии, наоборот, снизилось. Эти изменения СВОДЕ-тельствуют о росте индивидуализма, но он не имеет m чего общего со стремлением сбежать на необитаемый остров. Современный индивидуализм связан скорее t желанием укрыться в коконе себе по росту, причем эти кокон не отделен от мира непроницаемой стеной. Срь ние идеального социального полотна вовсе не означая желания полностью освободиться от общественного давления. Более того, эффект близости внутри небольшого сообщества усиливает его ценность, тогда как далекие я абстрактные связи, такие как гражданство в одном щ дарстве или приверженность глобальным идеологическим системам, теряют свое значение.