Олег Егоров - М. Ю. Лермонтов как психологический тип

Стремление доминировать, быть «вверху» руководит и отношениями Печорина в любви. Невротик «привносит в любовь старые предрассудки ‹…› и поступает так, как будто любовь должна оберегать защиту его идеи, триумф его взвинченного идеала превосходства, а не подарить новую реальность – дружбу и единство с другой личностью». [551]В дневнике Печорин признается: «А ведь есть необъятное наслаждение в обладании молодой, едва распустившейся души! ‹…› Я чувствую в себе эту ненасытную жадность, поглощающую все, что встречается на пути…». [552]

«Нервозный человек не способен к ‹подлинной› любви ‹…›, потому что его застывшие готовности служат его фикции, воле и власти, а не социальной жизни» . [553]

Невротический характер Печорина проявляется и в его отношениях с другими главными персонажами его дневника, прежде всего с Вернером и Грушницким. С Вернером Печорин сошелся не потому, что у них много общего, например, в образе мыслей и отношений к «водяному обществу», как утверждает герой. Напротив, они во многом противоположны. Печорин признает, что «к дружбе не способен: из двух друзей всегда один раб другого, хотя часто ни один из них в этом себе не признается» (т. е. один «вверху»). В отношениях с Вернером Печорину принадлежит бесспорное первенство. Он и здесь оказывается «вверху». И выбор Печорина не случаен. Вернер во всем ему уступает: он беден, некрасив, низкого происхождения, растерял клиентуру. Вернер обуреваем той же идеей, что и Печорин, – попасть «наверх». С Печориным он тягаться не может, и это внутренне понимают оба.

С Грушницким Печорин не мог быть в тесных отношениях не потому, что тот ниже его по уму (Печорин признает за ним много достоинств: остроумие, храбрость, добрые свойства души), а Вернер – умнее, а потому, что в обществе Грушницкого он не может первенствовать. В этом он признается с самого начала: «Я его также не люблю: я чувствую, что мы когда-нибудь с ним столкнемся на узкой дороге, и одному из нас несдобровать».

У Грушницкого много свойств, которых нет у Вернера, но есть у Печорина: привлекательная внешность, высокое происхождение, «занимался целую жизнь одним собой». Даже в речи Печорина и Грушницкого есть одна общая фраза (Печорин: «они ‹жены местных властей› привыкли на Кавказе встречать под нумерованной пуговицей пылкое сердце и под белой фуражкой образованный ум»; Грушницкий: «И какое им ‹московской знати› дело, есть ли ум под нумерованной фуражкой и сердце под толстой шинелью?»). Грушницкий не позволил бы в дружбе с Печориным оказаться в подчиненном положении, «внизу»; не потерпел бы этого и Печорин. Но с Вернером Печорину не надо соперничать за первенство: Печорин и так почти во всем превосходит его. И слова Печорина о том, что они с Вернером «друг друга скоро поняли и сделались приятелями», нельзя понимать как равенство в отношениях. Печорин и Вернер тяготеют друг к другу как невротические характеры.

Вернер не может претендовать на равенство там, где оно невозможно в силу социального происхождения и природного первородства Печорина. Это воспринималось в той среде как само собой разумеющееся.

Ошибка в том, что часто читатель и исследователь слишком доверяются словам Печорина, отвлекшись от социально-исторических и культурных реалий времени. Мешает пониманию и закрепившийся в сознании положительный образ Вернера и отрицательный Грушницкого. Нельзя забывать, что образы обоих знакомых Печорина создаются им самим, а дневник – это субъективнейший жанр. Проницательность, понимание друг друга с полуслова Печорина и Вернера отнюдь не являются показателем равенства обоих в их отношениях. Следует также помнить, что Грушницкий для Печорина всегда неудобный соперник. Необходимо принимать в расчет и девальвирующую тенденцию в оценке Печориным Грушницкого. С самого начала их знакомства между ними установились отношения соперничества за первенство в армейском кругу и «водяном обществе». Только Грушницкий в этом соперничестве шел прямой дорогой, а Печорин – обходной.

В дневнике Печорин хотя и старается быть искренним, но не может поменять свою негативистскую позицию по отношению к конкуренту. Все положительные свойства Грушницкого он старается умалить, а отрицательные – усилить. Если бы Грушницкий был таким ничтожеством, каким его представляет традиционное прочтение романа, он не занимал бы такого важного места в журнале Печорина и в истории его пятигорских приключений. Личность самого Печорина умалилась бы вследствие соперничества с таким незначительным характером. Вопрос о первенстве решает не ум, смелость и моральное превосходство Печорина, а сословный институт дуэли, который изначально уравнивает соперников.

Вернер тоже невротик. Но истоки его невроза иные, нежели у Печорина. Если у последнего невроз сформирован семейным укладом и отношениями (деспотические родители и как реакция на них – ранний мужской протест), то Вернер стал невротиком в силу органических дефектов (детский рахит, врожденная хромота, слабая физическая конституция) и низкого социального происхождения. Его невроз сформировался как компенсаторная психическая реакция на нарушения и обусловил всю линию жизненного поведения. Физическая неполноценность породила защитный механизм в виде скептицизма и злоязычия даже по отношению к порядочным людям («под вывескою его эпиграммы не один добряк прослыл пошлым дураком»); социальная неполноценность сформировала мечты о миллионах и насмешки над состоятельными пациентами.

К интересным выводам приводит сопоставление трех персонажей романа – Печорина, Грушницкого и Вернера – в свойственной им всем установке стремиться наверх. Грушницкий как человек с абсолютно здоровой психикой идет к цели прямой дорогой. Псевдоромантические позы, которые он принимает, являются лишь данью моде. В то же время Печорин и Вернер следуют к ней обходным путем, что свойственно невротикам.

Печорин определил жизненную цель Грушницкого как стремление «сделаться героем романа». И в эту оценку он вкладывает отрицательный смысл. Для нервозных типов «характерна тенденция девальвировать людей и обстоятельства». Но сам Печорин уже стал таким героем во мнении других людей, хотя и невольно. Вернер сообщает Печорину: «Княгиня стала рассказывать о ваших похождениях, прибавляя, вероятно, к светским сплетням свои замечания»; «В ее ‹Мери› воображении вы сделались героем романа в новом вкусе».

Вернер слывет в кругу молодежи Мефистофелем, и это книжное прозвище льстит его самолюбию: не в силах преуспеть в жизненной цели – возвыситься богатством и положением, – он развивает в себе девальвирующую тенденцию, при помощи которой стремится обесценить те ценности и авторитеты, которые ему недоступны. Для этого он так же, как и Грушницкий, использует книжно-театральные штампы – неизменно черный цвет одежды и модные в то время желтые перчатки, а кроме того – линию поведения (внешне скептик, в душе поэт). Как все невротики его типа, он не чужд сентиментальности («плакал над умирающим солдатом»), непрактичен в жизни («для денег не сделал бы лишнего шага»), хотя ставит цель разбогатеть. Невротический склад характера превращает цель Вернера – подняться наверх ценой больших денег – в жизненную фикцию. Если Грушницкому свойственно прозаическую жизненную цель – добиться успеха у женщин – облекать в псевдоромантические формы, характерные для коллективного сознания среды и эпохи, то Печорин и Вернер стараются обесценить то, что во мнении большинства представляет безусловную ценность (разговор в «философско-метафизическом направлении» в кружке молодежи, частые беседы «об отвлеченных предметах»).