Ольга Бредникова - Микроурбанизм. Город в деталях

Urry J. The Tourist Gaze. London: Sage Publications, 2006. P. 127.

Интересные места для свадебной съемки в Санкт-Петербурге. Доступно по адресу: http://as-fotos.spb.ru/art/mesta.php.

Tonkiss F. The Ethics of Indifference: Community and Solitude in the City // International Journal of Cultural Studies. 2003. Vol. 6. № 3. P. 298–303. В соответствии с этикой равнодушия, городские жители идентифицируют себя друг с другом, но остаются посторонними, сохраняя как бы близость на отдалении.

Бойцова О. Памятники в постсоветском городе и туристская фотография // Милерюс Н., Коуп Б. (ред.) P.S. Ландшафты: оптики городских исследований. Вильнюс: ЕГУ, 2008. С. 306. Урри пишет о том, что “сущность туризма в его многогранности и крепкой связанности со многими другими социальными и культурными элементами” ( Urry J. The Tourist Gaze. London: Sage Publications, 2006. P. 124). Например, в Петербурге популярен “свадебный туризм”, когда пара приезжает в город на бракосочетание и следует традиционным прогулочным маршрутам.

Бойцова О. Памятники в постсоветском городе и туристская фотография. С. 306.

К слову, за кадр свадебной фотографии могут быть временно выведены и “свои” – гости, участвующие в прогулке. Через какое-то время они начинают уставать, мерзнуть, скучать, хотеть есть – одним словом, чувствовать себя не у дел на празднике, который, вопреки ожиданиям, проводится не столько для них, сколько для города. Паре нужно хотя бы временно остаться с городом один на один. Кроме того, если для молодоженов прогулка – это серьезная работа, то для гостей – шанс расслабиться после долгой и волнительной процедуры в ЗАГСе, провести фуршет на свежем воздухе, размяться перед банкетом и действительно – прогуляться. И тогда, оставляя пару в свадебном пространстве, их спутники перемещаются в более общее – туристическое, экскурсионное. Они фотографируются неподалеку от свадьбы на фоне достопримечательностей или отправляются на специально организованные для гостей экскурсии: “…мы наняли прекрасную бабульку-экскурсовода прямо в автобус, из ЗАГСа гости с ней поехали по разным местам интересным (“Аврора” вместе с внутренностями, Музей воды, памятники какие-то ‹…›). Она им рассказывала, читала стихи, пела песни, потом мы встретились в условленном заранее месте, там сфоткались со всеми гостями, выпили, и мы поехали дальше фоткаться, а они дальше кататься, и встретились уже перед банкетом. Все гости были в восторге от бабули и от водителя автобуса, который тоже, оказывается, что-то рассказывал” (Форум “Ах, эта свадьба!” на сайте: www.littleone.ru ).

Безусловно, и туристические, и свадебные фотографии, оседающие в домашних архивах, – это результат более или менее тщательного отбора. Отличие, на мой взгляд, в том, что у свадьбы не всегда есть время на создание большого количества снимков, из которых можно выбирать, и паре, в отличие от туристов, нужны “особенные” фотографии, без недочетов.

Фотографы относятся с подозрением к представителям местной свадебной инфраструктуры, наделяя их номинациями вроде “мафия”, “маргиналы”, “комичные персонажи” и проч. Фотографы, сосредотачивая внимание на паре, считают всех остальных в кадре лишними, мешающими профессиональной работе. Некоторые из “бизнесменов” действительно пытаются вмешиваться в работу фотографа, например, владельцы голубей могут пытаться “ставить” пару в кадре, мотивируя это тем, что только им известно, как могут повести себя птицы. Подобные действия воспринимаются фотографами как бесцеремонное вторжение на их профессиональную территорию. Добавлю здесь же, что участники неформального свадебного бизнеса являются активными создателями “параллельного” города, о котором не подозревают ни молодожены, ни другие гуляющие. Например, в контролируемом и просматриваемом историческом центре построено несколько голубятен, где содержатся птицы для свадебной аренды.

Например, современная государственная политика индонезийских властей нацелена на превращение свадебной церемонии адат в событие, привлекающее туристов, по крайней мере местных, которым демонстрируется “пан-индонезийский идеал” семьи. См.: Schrauwers A. Op. cit. P. 855, 865.

Замечу здесь, что на фоне “своего” лимузина обычно фотографируется и пара, также популярны фото внутри автомобиля.

Особенности повседневного проявления эмоций в российских городах становятся особенно заметными после поездок за границу, в частности в Европу, где улыбка на улице, в общественных местах является признаком дистанцированного вежливого общения. Этот контраст отмечают многие мои коллеги, которые, работая в нескольких институтах, живут то в России, то в Европе.

Кроме того, эмоции структурированы темпорально – в выходные или событийные дни их диапазон может быть шире и разнообразнее в связи с особыми активностями, к которым относятся и свадьбы. Согласно культурно-нормативному подходу, любой социальный контекст вызывает ожидания тех видов эмоций, которые должно переживать и выражать в видимой или публичной сфере. Например, нормы демонстрации эмоций на похоронах, свадьбах или интервью при приеме на работу социально определены и ограничены. Исходя из этой перспективы, эмоции социально сконструированы, демонстрируемы и управляемы в контексте различных социальных ролей, членств, идентичностей или других категорий, значимых для индивида. См.: Lawler E., Thye Sh. Bringing Emotions into Social Exchange Theory // Annual Review of Sociology. 1999. Vol. 25. P. 222, 224. Об “эмоциональном менеджменте” – управлении эмоциями в соответствии с контекстом – также пишет Арли Хохшилд в своем известном исследовании работы стюардесс: Hochshild A. The Managed Heart. Berkeley: The University of California Press, 1983.

Lawler E., Thye Sh. Bringing Emotions into Social Exchange Theory. P. 218.

Андрей Возьянов замечает, что жители мегаполиса постоянно изменяют аудиальное пространство вокруг себя, модифицируя акустическую ситуацию, неизбежно внося вклад в конструирование звуковой реальности города и вступая во взаимодействие друг с другом по поводу звуков и режимов слышимости. Степень звуковой насыщенности зависит от конкретики места, времени или специфики практик поведения людей, вовлеченных в производство городских звуков. См.: Возьянов А. Винил в большом городе: между звуком и зрелищем // Романов П., Ярская-Смирнова Е. (ред). Визуальная антропология: городские карты памяти. М.: ООО “Вариант”, ЦСПГИ, 2009. С. 262, 263.

О городской перформативности как о способе преодоления анонимности, изоляции и бессобытийности жизни в мегаполисе см., например: Blum A. The Imaginative Structure of the City. Quebec: McGill-Qween’s University Press, 2003; Makenam P. Performing the City // Theatre Research International. 2005. Vol. 30. № 2. P. 150–160.