Леонид Беловинский - Жизнь русского обывателя. Изба и хоромы

Если вы услышите, читатель, от каких-либо очень пожилых людей, что их бабушки-дворянки знали по два иностранных языка, имели библиотеки и играли на музыкальных инструментах, сделайте простой расчет, посчитайте, когда они учились. И выяснится, что это – 90-е, много 80-е гг. ХIХ в., когда в России было около десятка университетов, около полутора десятков высших специальных учебных заведений, тысячи гимназий, прогимназий, и других учебных заведений, десятки тысяч профессиональных учителей, специально созданные программы и учебники и, самое главное, понятие о том, что надобно учить детей. Всего этого не существовало не только в ХVIII в., но и десятками лет позже, до середины ХIХ столетия, пока не рухнуло крепостное право и не выяснилось, что надобно учиться, просто чтобы прожить.

Как уже объяснялось, богатое, знатное и чиновное поместное дворянство составляло очень ничтожную долю дворянского сословия. Не столь уж много было и дворян средней руки, владельцев нескольких сот душ. Подавляющее большинство помещиков владели, хорошо, если несколькими десятками крепостных, а то и всего-то несколькими «рабами». В Рязанской губернии, отличавшейся большим количеством мелкопоместных, по 7-й ревизии (1815 г.) помещиков, имевших свыше 1 тыс. душ, было всего 40 из общего числа 6471 человек, что составляло 0,61 %; к ним примыкали владельцы свыше 500 душ, каковых имелось 72 душевладельца (нужно учесть, что это – без членов семейств!), или 1,11 %. Зато помещиков, имевших до 20 душ, было 4777 (73,84 %), да от 21 до 100 душ – 940 душевладельцев (14,52 %). Естественно, бедные беднели, богатые богатели. По 10-й ревизии (1857 г.) владельцев свыше 1 тыс. душ было уже 56 (1 %), от 501 до 1 тыс. душ – 113 человек (2 %). Зато число владельцев до 20 душ сократилось до 2 736 человек (50 %). Вовсе нищих, имевших не более 10 душ, на 1857 г. насчитывалось 710 семейств. Дореволюционный исследователь, автор знаменитой книги «Рязанские помещики и их крепостные» А. Повалишин, сам рязанский дворянин, писал о таких помещиках: «Как малы были средства этих помещиков, видно из следующего расчета: во владении их находилось земли 19 765 десятин; доходом с этой земли нужно было прокормить 710 семейств помещиков, заключавших в себе 2324 наличных обоего пола души, и 3339 м. п. душ крестьян, а прибавляя столько же на женский пол, – 6678 душ, всего же 9002 живых души; след., на содержание каждой из них мог поступить доход только от 2 дес. 469 саж., во всех трех полях» (71; 26). Повалишин пишет, что принадлежавшую им землю эти помещики «обрабатывали сами вместе со своими крепостными людьми». И не диво: ведь в среднем на каждое семейство приходилось менее 5 душ мужского пола.

«Из тех же сведений, – продолжает Повалишин, – видно, что к 1851 г. начал образовываться особый класс дворян-землевладельцев, то есть таких помещиков, которые совсем не имели крепостных людей, а лишь одну землю, каковую и обрабатывали своим личным трудом. Таких дворян было 374 семейства; им принадлежало 3849 десятин земли, то есть на каждую семью с небольшим 10 десятин» (там же).

Мысленно переходя в этой книге от роскошной сельской или городской усадьбы к более скромным домикам владельцев нескольких сот душ, мы постепенно оказываемся перед усадьбой мелкопоместного владельца двух-трех душ, которая ничем не отличалась от усадьбы зажиточного или даже среднего крестьянина. «В нашей местности было много крайне бедных, мелкопоместных дворян, – пишет смоленская дворянка, дочь богатого, но разорившегося помещика. – Некоторые домишки этих мелкопоместных дворян стояли в близком расстоянии друг от друга, разделенные между собою огородами, а то и чем-то вроде мусорного пространства, на котором пышно произрастал бурьян, стояли кое-какие хозяйственные постройки и возвышалось иногда несколько деревьев… Оно (село Коровино, описываемое мемуаристкой. – Л. Б. ) представляло деревню, на значительное пространство растянувшуюся в длину. Перед жалкими домишками мелкопоместных дворян (небольшие пространства луговой и пахотной земли находились обыкновенно позади их жилищ) тянулась длинная грязная улица с топкими, вонючими лужами, по которым всегда бегало бесконечное множество собак (которыми более всего славилась эта деревня), разгуливали свиньи, проходил с поля домашний скот» (19; 214).

Несомненно, бедность помещика прежде всего и была тем непреодолимым фактором, который делал его жилище весьма непрезентабельным, а его повседневность весьма незавидной.

Повалишин писал в своем исследовании: «Не имея достаточных средств для содержания себя доходами с имений, мелкие помещики должны были изыскивать другие для сего средства и находили их на службе военной или гражданской. Но для сего нужно было иметь некоторые способности, и, хотя требования описываемого времени были не велики, – некоторые познания. Не все помещики могли удовлетворять даже таким требованиям, многие из них были совершенно безграмотны и способны лишь применять свои физические силы в деревне, в той среде, к которой они с малолетства присмотрелись. Такие помещики по необходимости оставались в своих имениях, которые приобретали уже все свойства имений крестьянских. О таких помещиках А. И. Кошелев (видный общественный деятель середины XIX в., рязанский помещик. – Л. Б. ), большой знаток этого дела, в статье своей о мелкопоместных дворянах, говорит: «… Все эти помещики живут посреди своих крестьян, многие из них занимают дома, прилегающие направо и налево к жилью крепостных своих людей, но немалое количество сих владельцев обитает со своими крестьянами на одном и том же дворе и даже в одной той же избе. У всех мелкопоместных поля совершенно перепутаны с крестьянскими участками, у многих же из них имеются одни господские поля, а крестьяне их или на месячине, или на застольной, или едят за одним столом со своими господами. Многие мелкопоместные дворяне сам и извозничают, ямщичествуют, пашут вместе со своими крестьянами, носят одни и те же кафтаны, полушубки, тулупы и сапоги. У многих мелкопоместных во всем доме один или два тулупа, кафтан, одна пара сапог, которые служат то барину, то мужику, глядя по тому, кто едет в дорогу, в лес, на мельницу и пр.» (71; 27–28).

Современники (Кошелев, Водовозова, Терпигорев-Атава, Салтыков-Щедрин, Галахов, Короленко) из разных губерний описывают целые деревни, состоявшие из мелкопоместных и их немногочисленных крепостных.

«На Руси было много мелкопоместных дворян, положение которых представляло весьма горькую участь; их быт мало отличался от крестьянского, жили они часто в избах, со своими же крепостными мужичками, и пахали, и сеяли, и убирали сами с полей свой хлебушко. Хорошо, если судьба сталкивала этих бедняков с соседними зажиточными помещиками; иной раз примут в них участие, рассуют детей по училищам или определят сына в полк на свой счет или дочери сошьют приданое» (99; 375–376).