Леонид Беловинский - Жизнь русского обывателя. Изба и хоромы

Кросна (ткацкий стан)

Но вернемся к интерьеру избы. Поскольку мест на лавках вдоль обеденного стола в больших семьях, а особенно при приеме гостей, не хватало, использовались переметные скамьи с одной парой ножек: другим концом скамья ложилась на лавку, располагаясь вдоль стола. При двух переметных скамьях один угол стола оказывался свободным, и к нему могла, не мешая сидящим, подходить женщина, чтобы подавать на стол.

В богатых крестьянских домах эта довольно скудная обстановка могла дополняться сундуками, большей частью расписными, обитыми железными полосками или даже полностью покрытыми жестью, со своеобразным «морозным» узором. Сундучное производство было чрезвычайно развито в России, и сундуки разных размеров и внешнего вида можно было найти не только в каждой великорусской избе, но и в юртах кочевников, в саклях кавказских горцев и даже в Персии и Турции. Делались сундуки с затейливыми внутренними замками с «музыкой», с секретными отделениями, с врезанными в крышки с внутренней стороны зеркальцами, так что перед сундуком с откинутой крышкой можно было наряжаться, как перед зеркальным платяным шкафом. Обычно изнутри крышки сундуков еще и оклеивались разными картинками – от лубков до оберток из-под мыла. Красивый расписной сундук, полный нарядов, был гордостью крестьянской девушки-невесты, и его стремились как бы случайно продемонстрировать потенциальному жениху. Употреблялись и маленькие дорожные сундучки-укладки, прочные, со сложными замками, непременно «с музыкой», чтобы хозяин мог услышать, как его открывает посторонний человек: такую низенькую укладку со скошенной крышкой, с деньгами или ценными бумагами, в дороге клали под голову вместо подушки, охраняя добро и во сне.

У богачей в ходу были и поставцы, или горки – своеобразные застекленные пирамидальные этажерки, у которых верхние полки были меньше нижних. На горках богачи для всеобщего обозрения расставляли посуду, предназначавшуюся в приданое дочерям: сколько дочерей, столько горок.

В избах, а особенно в горницах, прежде всего севернее Москвы, было чисто. Некрашеные полы регулярно скоблились большим ножом-косарем, мылись с крупным речным песком-дресвой, сплошь покрывались домоткаными половиками, стены хотя бы перед Рождеством и Пасхой мылись мочалками, божница в красном углу завешивалась вышитыми полотенцами с кружевами, а иногда такие полотенца для украшения избы развешивались и по стенам на деревянных спицах. В красном углу могли быть и другие украшения: лубки с изображениями чудотворных икон, святых мест, угодников, церковных иерархов или генералов, либо со сценками народного быта и с текстами, сопровождавшими все эти изображения. Ближе к концу ХIХ в. лубок стал вытесняться вырезками из журналов, цветными рекламными листками, даже обертками от мыла, но иногда и недорогими олеографиями.

Разумеется, сундуки и горки стояли в горницах, а не в избе. Здесь же у богатеев могла быть кровать – громоздкая, деревянная, с резьбой, со спинками, занавешенными цветной покупной тканью, с горой подушек под кружевными накидками, с кружевными подзорами простыней, выглядывавшими из-под цветастых лоскутных одеял. Иногда на таких кроватях даже спали, хотя вообще они служили для украшения богатого крестьянского дома и демонстрации благосостояния.

Возле двери, над коником, висела расхожая крестьянская одежда, которую носили повседневно. А в сундуках хранились праздничные наряды.

Основу мужского крестьянского костюма составляла «русская» рубаха-косоворотка: с разрезом (пазухой) у левого плеча, застегивавшимся налево на пуговицу; в южных и западных губерниях рубаха была с прямым разрезом-пазухой. Покрой ее был необычайно прост. Кусок холстины – точа, с вырезом для шеи, воротом и разрезом – перекидывался через плечи; в ворот мог вшиваться низенький воротник. В верхней части под прямым углом притачивались такие же, но перегнутые вдоль, точи для рукавов. Иногда точу такой же длины резали по диагонали и клинья вшивали в рукава для их расширения. Поскольку точи были неширокие, 38–42 см (проброска челнока вручную не позволяла ткать широкие полотна), то под рукавами к переду и спинке притачивались по перегнутой вдоль вертикальной точи – бочка. Здесь также могли вшиваться клинья для расширения подола. Оставалось только вшить ластовицы в разрезы под мышками да подоплеку под грудь и спину, да вышить незамысловатым узором воротник, пазуху, подол да концы рукава – и рубаха готова. Вышивка была непременна: нечистый так и норовит пробраться к телу, а орнамент-оберег препятствовал этому. На свадебных, особенно важных рубахах (лучше всего испортить мужика, а заодно и будущего ребенка во время свадьбы) орнаментом-оберегом расшивались и все швы.

Рубаха потому была основой крестьянского костюма, что маленькие дети и глубокие старики нередко, из гигиенических соображений, ходили без порток. Так что у них рубаха, длиной до колен, составляла единственный предмет одежды. У молодых парней и мужиков рубаха была более удобной, до середины бедер.

Просто кроились и порты из той же холстины, иногда окрашенной или даже полосатой. Две точи, перегнутые пополам, расположенные практически под прямым углом, застрачивались почти до верха, а сзади сшивались вместе. Там, где порточины (штанины) сходились, в шагу, вшивалась ширинка – квадратный кусок ткани (ширина одинакова с длиной, потому и ширинка). Вверху кромки порточин подгибали и прострачивали, и в них продевался гашник, или очкур – тонкая веревка, которой и подвязывались порты. Конечно, такие порты сзади собирались некрасивым мешком, а спереди топорщились, да ведь это только неработающим горожанам до щегольства, а мужику не разбирать стать.

Холстинные порты – холодные, и зимой служили исподниками. А на них надевались суконные штаны, отличавшиеся тем, что вместо ширинки в шагу вшивались клинья, вместо очкура был вшитый пояс с пуговицей, да по бокам могли вшиваться карманы.

А. Г. Венецианов. Спящий пастушок. 1824 г.

(Пастушок одет в зипун)

Обычно полагают, что крестьяне одевались в кафтаны. Ан нет, кафтан был дорогой праздничной одеждой, и не у каждого он имелся. Поверх рубахи-косоворотки, называвшейся еще русской рубахой, обычно мужик надевал зипун, длиной до колен, или более короткий полузипунник. Зипун шился из сермяги, грубой и толстой неотбеленной и неокрашенной, природного серого цвета льняной или пеньковой (замашной, замашки) ткани. Был он широкий, без воротника, с открытой грудью, с широким запахом налево (вся народная одежда по старинке застегивалась налево), застегивался на кожаные узелки-гаплюшки или на деревянные костыльки и подпоясывался кушаком. Это была очень распространенная одежда: в Белоруссии, на Украине, в южнорусских губерниях такая одежда, но немного ниже колен, называлась свиткой, свитой. А в России зипун даже стал как бы признаком мужика, крестьянина, как сибирка – купца, чуйка – мещанина, фрак – дворянина. Вот пишет в своих «Записках степняка» русский писатель XIX в. Н. Эртель: «А ты часом не пьян? – спрашиваю я зипуна. – То ись ни крошки не было! – истово крестится зипун». Любопытный читатель может найти репродукцию популярной картины А. Венецианова «Спящий пастушок»: пастушок этот как раз и одет в зипун.