Игорь Зимин - Александровский дворец в Царском Селе. Люди и стены. 1796—1917. Повседневная жизнь Российского императорского двора

В Александровском дворце в музейной экспозиции 1920-х гг. были сохранены предметы, связанные с необходимостью оказывать наследнику повседневную медицинскую помощь. Так, в спальне цесаревича на особом стержне висели его тросточки, которыми он пользовался, когда у него болела нога. Некоторые из них были с резиновыми наконечниками. Надо отметить, что даже для семейных фотоальбомов цесаревича никогда не фотографировали с такой тросточкой. Наоборот, его старались снять, только стоя и так, чтобы не было видно признаков болезни. На одной из стен висел акварельный рисунок лечащего врача цесаревича – доктора В.Н. Деревенко.

Цесаревич на «ортопедическом» велосипеде, сконструированном для разработки травмированной ноги. Александровский парк. Весна 1913 г.

Комната дядьки-матроса А.Е. Деревенько находилась рядом со спальней наследника, за деревянной перегородкой. В ванной комнате наследника хранились некоторые из медицинских приборов и инструментов: электрическая лампа для согревания травмированных конечностей, ванночка для грязей, прибор для электризации, прибор для скатывания бинтов, прибор для пульверизации, фарфоровый пестик и ступка для растирания мазей, зеркальце для осмотра гортани, домашняя аптечка с набором лекарств, облатки лактобациллина. [611]Поблизости находилась и комната для дежурных врачей – В.Н. Деревенко или Е.С. Боткина. [612]

Несмотря на постоянные мелкие недомогания, здоровье Алексея Николаевича во второй половине 1914 – начале 1915 гг. изменилось в лучшую сторону. Мелкие недомогания были привычным фоном его жизни. В сентябре 1914 г. опять появились боли в ноге: «…он лежит, так как колено все еще опухло», [613]писала императрица мужу. Осенью 1914 г. цесаревич вместе с матерью посетил лазарет, организованный императрицей в саду большого Царскосельского госпиталя. Там лежал раненый офицер Семеновского полка И.В. Степанов. Он описал один из таких визитов цесаревича: «Он вошел почти бегом. Весь корпус страшно, да, именно страшно, качался. Больную ногу он как-то откидывал далеко в сторону. Все старались не обращать внимания на эту ужасную хромоту». [614]Как мы видим, последствия осени 1912 г. давали себя знать спустя два года. Впрочем, это могла быть очередная «свежая» опухоль.

В октябре 1914 г. родители цесаревича договорились о шифрованных фразах, поскольку, наряду с письмами, они обменивались и открытыми телеграммами: «В случае, если что-нибудь с ним произошло, я напишу ручка, называя все уменьшительными именами, тогда ты будешь знать, что речь идет о малютке». [615]Проблемы с ногой уже носили хронический характер. В декабре 1914 г. императрица сообщала царю: «У малютки нога в хорошем состоянии, только ему больно на нее ступать, а потому он избегает этого, и благоразумия ради сидит на диване». [616]

Императрица сообщала царю о болях в ноге цесаревича в январе 1915 г., в марте «у него снова вода в колене». [617]19 марта 1915 г. в дневнике царя появляется запись: «у него опухли железы на шее». В апреле «в локтях все еще есть вода», [618]кроме этого «нога не совсем в порядке, но не болит, т. к. его носят на руках и латают». [619]Весна и лето 1915 г. прошли, видимо, немного спокойнее, но уже в конце августа 1915 г. вновь рука «сильно опухла, боли с перерывами ночью, и сегодня тоже, опять старая история, но у него давно уже этого не было, слава Богу». [620]Своеобразное восприятие матери больного ребенка, на фоне постоянных недомоганий, относительно благополучное состояние с середины апреля по конец августа – четыре месяца, это уже «давно».

После того как в августе 1915 г. Николай II принял пост Верховного главнокомандующего и переехал в Ставку в Могилев, наследник, несмотря на тревогу матери, отправился вместе с ним. Там он достаточно хорошо себя чувствовал, сопровождая отца в его обычных длительных пеших прогулках. В октябре 1915 г. царь писал Александре Федоровне: «Я поражаюсь, как много он может и желает ходить, а дома не жалуется на усталость». [621]С точки зрения отца, все было в порядке, но окружающие оценивали состояние здоровья наследника более критически. Один из офицеров Ставки писал о нем: «Наследник – очень женственный лицом, довольно красивый мальчик, но походка его с заметным припаданием на одну ногу… ногу свою заметно тянет, она не дает полного движения и в колене сгибается плохо». [622]

В начале декабря 1915 г., в поезде во время поездки на фронт, у простывшего цесаревича лопнул сосуд в носу. Началось кровотечение, которое проф. С.П. Федоров не смог остановить. П. Жильяр, который находился в одном купе с цесаревичем, писал впоследствии: «Алексей Николаевич простудившись накануне и схватившего страшный насморк, после сильного чихания открылось кровотечение носом. Я послал за профессором Федоровым, но ему не удалось остановить кровотечение». [623]В три часа ночи они разбудили царя и попросили его вернуться в Могилев, чтобы попытаться в условиях стационара остановить кровь. Встревоженный царь отправляет 4 декабря в 10 часов утра телеграмму в Александровский дворец: «Вследствие простуды, Алексей целый день с перерывами было кровотечение из носа. Решил, по совету Федорова, вернуться в Ставку». [624]

Встревоженная императрица буквально через двадцать пять минут прислала ответную телеграмму, резонно спрашивая: «Разве ему не сделали сейчас же прижигание в носу, как советовал Поляков в таких случаях? Не беспокойся, Друг говорит, что все это от усталости и теперь пройдет. Волнуюсь, что не с вами… Привезу Вл. Ник. [625]… Знаю, что опасности нет, а все же беспокоюсь. Аликс».

Как следует из текста телеграммы, императрица за эти двадцать пять минут успела переговорить с медиками и позвонить Распутину. Уже из Ставки в Могилеве в 12 ч. 41 м. император вновь отправил телеграмму в Александровский дворец: «Прибыли благополучно, остаемся в поезде. Так как температура у него поднялась до 39, то решил немедленно вернуться домой. Выезжаю сегодня в три, надеюсь приехать завтра в одиннадцать утра. Он спал довольно хорошо, весел, кровотечение значительно меньше, кашляет редко». [626]

Спустя еще полтора часа новая телеграмма: «Слава Богу, теперь ему лучше. Температура 37,5. Кровотечение прекратилось, хотя легко может возобновиться от движений или кашля. Сегодня нет головной боли. Ест, в общем, хорошо». Императрица немедленно отвечает: «Поляков говорит, что нужно немедленно опять прижечь в носу тем лекарством. У Деревенько должна быть бутылочка. Надеюсь, что горло не хуже». Это многозначительное «опять» царицы показывает, что подобные носовые кровотечения уже были и они успешно купировались прижиганием. Странно, что подобные советы исходили от простого лекарского помощника Полякова, а профессор Военно-медицинской академии хирург С.П. Федоров не решался им последовать. И почему бутылочка с «тем лекарством» находилась у боцмана Деревенько, а не у врача?