Екатерина Шапинская - Философия музыки в новом ключе: музыка как проблемное поле человеческого бытия

В постановке Дмитрия Бертмана весь смысл оперы совершенно изменен. Признавая вполне право режиссера на субъективное видение сюжета и трактовку персонажей, все же нельзя не удивиться некоторым моментам в этой великолепной с музыкальной точки зрения и интересной по визуальному решению интерпретации. Гусляр Садко предстает молодым человеком очень непрезентабельного (особенно для пира) вида, который имеет явную склонность к «винопитию», в результате чего у него возникают сонные видения в виде прекрасной царевны, странных персонажей морского царства и прочих фантазийных образов. Бедная его жена, замученная бытом, маленькими детьми и непутевым супругом, старается привести его в чувство, что совершенно невозможно, учитывая, видимо, степень похмелья. (По первоначальному замыслу композитора Любавы, жены Садко, как персонажа оперы не было – в данной постановке это упущение компенсировано наличием троих детей, «мал мала меньше»). В сцене на пристани в Новгороде, с колоритными, выразительными, прекрасно поющими «торговыми гостями» Садко опять предстает в самом неприглядном виде. Знаменитая «Высота ль, высота ль поднебесная» исполняется подвыпившим гусляром, еле стоящим на ногах. Впрочем, и гусляра тоже нет, поскольку его условные «гусли» разбиты на пиру, и на берегу Ильмень-озера никак «заиграть не могут».

Здесь надо сказать, что с вокальной точки зрения Садко замечателен – звонкий тенор Игоря Морозова передает всё то, что опущено в визуальной трактовке, даже несмотря на совершенно непонятный костюм, который далеко не красит молодого певца. Движения и облик пьяницы-неудачника совершенно не соответствуют голосовой окраске, в которой есть и лиризм, и сила, и задумчивость.

В постановке целиком выпущена пятая картина, которая очень важна для развития действия. В ней объясняется, как Садко попадает в морское царство, в ней показаны морские приключения «дружинушки хороброй», Сокол-корабль Садко, зовы влюбленной Волховы из морских глубин и жребий, вытянутый Садко, которому, чтобы спасти свои корабли, надо погрузиться в морскую бездну. Впрочем, в режиссерском прочтении Д. Бертмана, этой картине действительно нет места в постановке, поскольку вся история с кораблями, странствиями и приключениями на дне морском – лишь сон захмелевшего горе-гусляра. В итоге превратившая в речку Волхова – всего лишь мираж, а в реальности Садко будит жена, пришедшая искать его вместе с детьми, и не было никаких 12 лет странствий, никакой царевны и Сокол-корабля. Бегущих по вновь появившейся реке кораблей тоже нет – как и песни соратников Садко «А и вверх по широкой реке бегут– побегут тридцать кораблей, тридцать кораблей и един корабль. А и все корабли-то что соколы летят, а Сокол-то корабль легкой птицею, легкой птицею, белым кречетом». Вместо этого любящая, несмотря ни на что, жена, дети, семейное счастье и радость избавления от Морского царя, который больше не будет топить корабли, о чем и оповещает хор.

Насколько такая постановка правомочна, судить не буду. Позволю себе высказать свое субъективное мнение об общей тенденции «принижения» героев классических произведений, сведение героического пафоса к бытовой мелодраме, и примеров этого несметное количество на всех сценах мира. Возможно, это своеобразный поворот к повседневности, столь видимый в культуре последних десятилетий в целом наряду с противоположным стремлением к фантазийному эскапизму. Возможно, это желание приблизить героев к нашим современникам и их проблемам. Тем не менее, мне, знающей и любящей эту оперу с детства, жаль, что стремление Садко «увидеть дальние края», его желание, чтобы «по простору земли пронеслася бы слава Новгорода», трансфомировано в бессвязные видения человека, не отрывающегося от бутыли (видимо, самогона). Жаль, что волшебные звуки музыки и песен «гусляра Садка», покорившие сердце морской царевны, остались лишь в музыке, Жаль, что ушел, видимо как неактуальный, Сокол-корабль, как и образ Великого Новгорода, столь важный для композитора.

Недаром столь авторитетный критик как В. Стасов писал Римскому-Корсакову: «Вы новгородец, былина о Садке – лучшая и значительнейшая былина новгородская, и я всею душою желал бы, чтоб вы в будущей великой своей опере (во что я крепко верю) чудно изобразили не только личность Садко, но вместе с тем дали бы, по возможности, наиполнейшую картину древнего Великого Новгорода, со всем его характером, независимым, сильным, могучим, капризным, свободолюбивым, непреклонным и страстным».

Иное время – иные ценности и приоритеты. И все же замечательно, что эта опера поставлена, что есть театр, где возможности сцены и талант художника позволяют показать «иномирие», есть прекрасный хор и оркестр, есть великолепные исполнители, которые достойно представили эту замечательную русскую оперу.

Подробнее о связи дискурса, текста и произведения см.: Шапинская Е. Н. Дискурс любви. М.: Прометей, 1988.

Подробнее об этом см.: Хренов Н. А. Кино. М.: Аграф, 2006.

Глава подготовлена при поддержке РГНФ, грант № 14-03-00035.

Подробнее о проекте см.: Кордюкова О. Мостик в прошлое – шаг в будущее// Музыкальная жизнь, № 1, 2015. С. 44

Глава подготовлена при поддержке РГНФ, грант № 14-03-00035.

Глава подготовлена при поддержке РГНФ, грант № 14-03-00035.