Роберт Конквест - Жатва скорби

К востоку от границ Украины, в нижнем течении Дона, по другую сторону Азовского моря на низменностях, простирающихся до самых калмыцких земель, лежали территории, в значительной части своей заселенные казаками и украинскими крестьянами. В прошлом казаки Дона – люди русского происхождения, но говорят они на своем диалекте. Был даже создан специальный «Донской словарь», подготовленный Северо-Кавказским отделением Академии Наук в Ростове специально дня двадцатипятитысячников, которых в этих местах просто не понимали.[ 1]

Кубанские казаки, однако, имеют происхождение украинское, являясь прямыми потомками запорожских казаков, бежавших с Украины в Турцию после русского нападения на Сечь в 1775 году, но позже вернувшихся и поселившихся на Кубани, став ядром Кубанского казачьего войска. Таким образом, они были законными наследниками старой республики с порогов Днепра.

Кубанские казаки и украинское крестьянство, которое последовало за ними в эти места вместе с другими жителями Северного Кавказа, по переписи на начало 20-го столетия составляли в целом 1 305 000 человек.[ 2] Перед самой революцией население Кубани составляло уже 2 890 000, из которых 1 370 000 были казаками[ 3].

На Западе существует неверное представление о казаках. Как бойцы казачьих войск они находились в распоряжении дореволюционных правительств – и на фронтах, и при подавлении восстаний и революционных демонстраций. Хорошо известна их роль в событиях еще менее пристойных, например, в погромах. Хотя слово «казак» часто использовалось в этих случаях для обозначения без разбора всех солдат, всех конных войск и полиции, подлинные казаки тоже были часто активным орудием в руках режима или его местных инстанций.

Казаки, как отмечают наблюдатели, имели свои достоинства и свои недостатки, присущие относительно привилегированной и относительно свободной военной и сельскохозяйственной общине. Их предреволюционный уровень образования считается (см. статью князя Кропоткина в Энциклопедии «Британика» 11-е издание) более высоким, чем у среднего русского человека.

В хаосе 1917–1918 гг. казаки провозгласили у себя независимые государства. Обычно они тяготели к белым армиям, к которым принадлежали многие их лидеры. Однако это ни в малой мере не являлось единодушным настроем, как показал, исходя из своего опыта, Михаил Шолохов в «Тихом Доне». Он ясно изобразил, что казаки, сочувствовавшие поначалу красным или нейтрально относившиеся к ним, оказались спровоцированы к сопротивлению тактикой советского террора, без которой большевики на пути к победе встречали бы намного меньшую оппозицию.

На Кубани и на Дону коммунисты были еще слабее, чем на Украине. Более того, казаки явились для них даже более сложной проблемой – по другим причинам. В отличие от украинского крестьянства, казаки по традиции и в силу своей организации были людьми военными. Их станицы были, как правило, не маленькими деревеньками, которые можно было подавить кучкой милиционеров, а большими поселениями до 40 000 жителей и даже более.

Казацкие восстания происходили в 1922–1923-м и в 1928 гг. Борьба за коллективизацию здесь была очень напряженной, и власти предприняли все меры загодя, чтобы предотвратить беду.

Уже в ноябре 1929 года армия была развернута так, чтобы контролировать наиболее опасные районы. Помимо отрядов милиции, на Дону расположили 14-ю Московскую стрелковую дивизию, а две другие дивизии были посланы для укрепления Северо-Кавказского военного округа.[ 4]

Мы не станем возвращаться здесь к проблеме раскулачивания и коллективизации в этих областях, заметим только, что сопротивление им было гораздо более упорным, а число единоличных хозяйств сохранялось несоразмерно высоким вплоть до 1933 года, несмотря на предпринятые особо жесткие меры. Много взрослых было выслано, молодежь, мобилизованная на строительство дорог, гибла.[ 5] На Кубани и на Дону не прекращалась борьба вокруг коллективизации, пока в 1932–1933 гг. она не перешла в фазу террора голодом.

Сопротивление казаков делало применение голода неэффективным орудием вплоть до самого последнего момента. Как сформулировал это первый секретарь здешнего крайкома Шеболдаев, «кулаки в 1932 году снова, на этот раз на базе колхозов, пытались одолеть нас в связи с поставками хлеба… Однако мы этого не поняли»; поэтому ЦК вынужден был послать сюда «группу членов ЦК под председательством товарища Кагановича, чтобы помочь нам справиться с ситуацией».[ 6]

Эта специальная комиссия ЦК прибыла в Ростов в начале ноября 1932 года. 2 ноября состоялось совместное заседание этой комиссии с Северо-Кавказским краевым комитетом, и были назначены специальные полномочные представители для каждого района.[ 7] 4 ноября прославившийся своей жестокостью проводник сталинского террора Шкирятов был утвержден председателем Комиссии по чистке партии на Северном Кавказе и особенно на Кубани от «врагов коммунизма, проводящих кулацкую политику»; спустя два дня было приказано провести аналогичную чистку «организаторов кулацкого сопротивления» в комсомоле.[ 8]

12 ноября Шеболдаев объявил, что колхозами управляют кулацкие банды. Так, например, бывший красный партизан, награжденный орденом Красной Звезды, теперь, став председателем колхоза, скрыл половину собранного хлеба. В самом деле, можно привести десятки и сотни случаев, когда колхозы, возглавляемые коммунистами, «крали» хлеб. Он сказал также, что подобное преступление «наиболее широко распространено на Кубани», где, по его мнению, сохранилось множество белогвардейских кадров, и критиковал некоторые станицы, в особенности прославленную Полтавскую, где две трети крестьян все еще оставались единоличниками и которая в свое время была известна «активным сопротивлением советским властям».[ 9]

Срыв плана привел к «постыдным провалам» в десяти районах и серьезным ошибкам еще в одиннадцати. 24 ноября были осуждены 9 секретарей райкомов; судебный приговор был вынесен также директору совхоза и другим. Один колхоз был раскритикован за раздачу всего-навсего двух килограммов зерна на человека нуждающимся членам колхоза. За подобные же нарушения была уволена треть рабочих и руководителей «Кубани» – крупного совхоза с 35 000 акров земли, который в течение многих лет считался образцовым коммунистическим совхозом; около ста из приблизительно 150 членов местной партячейки были исключены из партии.[ 10]

Сэр Джон Мейнард, который посетил эти места и вообще отрицал наличие там голода, рассказывает о депортации с Северного Кавказа и особенно с Кубани коммунистов и чиновников высокого ранга, которые были в сговоре с крестьянами, и добавляет, что смертность в этих районах была «очень высокой».[ 11]