Константин Пензев - Арии древней Руси

В целом есть три точки зрения. В. О. Ключевский считает, что синтез начался с середины XII века. Современные археологические данные (см.: Башенъкин А. Н. Вологодская область в древности и средневековье // Вологда. Краеведческий альманах. Вып. 2. Вологда, 1997; http://booksite.ru) позволяют отнести время начала сплавления с V–VI ее., т. е. с появлением на территории Северо-Восточной Европы кривичей. Между тем данные, полученные А. Н. Башенкиным, могут сдвинуть это время на тысячу лет ранее и даже далее.

Так почему не сдвигаем?

Вот это самый интересный вопрос.

Однако сейчас мы вернемся к статье Р. Доманского «Горнило народов». Безусловно, для великоросского национального самолюбия будет достаточно лестно, что Прародина индоевропейцев находилась где-то в районе Москвы. Хотя, зная наших людей, можно утверждать, что их не особенно заботит и предполагаемое начало нашей истории с 862 года. Приятно, конечно, быть очень древним народом, но и молодым народом приятно быть не менее. Все еще впереди. Так что, многое зависит от того, с какой точки зрения смотреть на вопросы начала нашего великорусского этногенеза.

На первый взгляд стремление Р. Доманского поместить прародину индоевропейцев в район великорусских областей стоит в том же ряду, что и попытки германских историков сместить прародину индоевропейцев в сторону Запада, куда-нибудь на север Германии. По таким принципам работает достаточно большое количество ученых. Между тем, в статье Р. Доманского содержится два положения, которые сразу вызвали во мне полное сочувствие к его рассуждениям.

Первое. «В 1934 году Институт археологии опубликовал работу известного нашего археолога Петра Николаевича Третьякова „Происхождение земледелия“, к сожалению, мало оцененную до сих пор. Автор писал, что родину земледелия видят обычно лишь в долинах Месопотамии, Нила и Инда. Но, видимо, есть еще один центр. До изобретения плужного земледелия – а это довольно позднее событие в истории человечества – люди были слишком слабы, чтобы бороться с буйной сорной растительностью Юга. А в лесах Севера у древнего человека была могучая помощь в виде огня, способного глубоко прожигать почву, уничтожая сорняки, их корни и вместе с тем удобряя ее золой. На пережженных лесных землях первые три года получают небывалый для любой другой системы урожай с прибавкой до 150 раз против посеянного зерна – „сам-150“ (Р. Доманский. Горнило народов; http://kladina.narod.ru).

Второе. «В древности не умели получать металл из тех руд, с которыми работает современная металлургия. Эту технологию дал только XIX век. А до того железо выплавляли из озерно-болотных руд – самых легкоплавких и самых высококачественных из всех, которые известны на Земле. Три четверти запасов озерно-болотных руд Евразии сосредоточено в Центральной России, и там же – крупнейшие запасы сырья для древесного угля, с которым только и умела работать древняя и средневековая металлургия» (там же].

Конечно, у современного читателя может вызвать удивление столь высокая цифра урожайности подсечно-огневого земледелия, однако ничего удивительного в данном случае нет. В. П. Петров (см.: Петров В. П. Подсечное земледелие. Киев, 1968.) писал, что при ведении подсечного хозяйствования «почти всегда можно получить 100 пудов при посеве 3 пуда на десятину, с плодородных лесопаров… можно снять до 150 пудов ржи с десятины, посеяв пуда 2–3».

Это означает получение урожая сам-30—75 (а иногда и сам-100), в принципе, совершенно невероятного в условиях пахотного земледелия. Безусловно, в современных условиях подсека невозможна, т. к. она требует больших площадей для ведения хозяйства. Между тем, где-нибудь в районе I тысячелетия до н. э. и вплоть до XV века, подсека являлась более чем работоспособной схемой. И что же получалось в результате? Высокая урожайность приводила к быстрому приросту населения, которое, в силу ограниченности площадей, достаточно скоро достигало своеобразного порога насыщения, вследствие чего избыточная его часть, время от времени, предпочитала мигри|ровать в поисках неосвоенных территорий. Кроме того, |высокая урожайность и обилие хлеба может позволить; народу выделить большое количество людей для ремесленного производства, и в первую очередь на изготовление вооружения.

Подсечно-огневое земледелие имеет ряд специфических черт. Во-первых, оно требует практически полукочевого образа жизни. Во-вторых, земледелец должен иметь глубокие знания о жизни леса, он же являлся еще, в немалой степени, охотником, собирателем и должен был наблюдать округу весьма большого радиуса. Эту территорию крестьянин знал досконально. При подсечно-огневом земледелии человек живет в лесном массиве, как в своем родном доме, в котором при необходимости он и его семья могут укрыться от кого угодно, в том числе и от иноземных захватчиков. При таком образе жизни человек малоуязвим для степняков, в то время как степнякам следовало куда больше опасаться освободившихся в зимнее время от работы крестьян, собирающихся под руководством какого-нибудь вождя для грабежа тех же скотоводческих хозяйств.

Какова же была организация жизни в древнерусских княжествах при господстве подсечно-огневого земледелия? Для работ при данном способе хозяйствования вовсе не требуется усилий всего рода, а потому подавляющее большинство русских деревень насчитывало всего один-два двора! Так, например, в XV веке 70 % населения Северо-Западной Руси проживало в одно-двухдворках (см.: Аграрная история Северо-Западной Руси. Вторая половина XV – начало XVI века. Л., 1971, с. 324). В трех-четырехдворках – еще 20 %. Остальные 10 % были сосредоточены в более крупных деревнях и городах. Городов же на Руси существовало великое множество (а как иначе контролировать разбросанное население и реализовывать излишки сельскохозяйственной продукции и пушнину?). Не случайно в более ранние времена скандинавы называли Русь Острогардом. Такое большое количество городов было вызвано как нуждами племенной обороны, так и торгово– промышленными потребностями. Во Владимиро-Суздальском княжестве их число доходило до 300 в XIII в. (см.: Гумилев Л. Н. Древняя Русь и Великая степь. М., 2002), по другим данным – около 200. Однако население этих городов редко превышало 1000 человек (см.: Тихомиров М. Н. Древнерусские города; http://russiancity.ru), что доказывается небольшими площадями, которые занимали их детинцы. Если предположить среднюю численность древнерусского города в 500 человек (около 50 семей), то общая численность городского населения Владимиро-суздальского княжества составляла от 100 тыс. до 150 тыс. человек, что составляет от 3 % до 5 % общего народонаселения княжества (3 млн. в XIII веке) и представляется весьма значительной цифрой. Соответственно еще от 5 % до 7 % населения сосредотачивалось в районах ополий (например – Нерльское ополье во Владимиро-Суздальском княжестве). 90 % населения селилось в лесах, разбросанное по большой территории. Любое нашествие в подобных условиях напоминало бы попытку с помощью сабли бороться против разъяренного осиного роя, т. е. возни и крику много, а физиономия, вся опухшая от укусов. Главная же проблема – снабжение фуражом и провиантом за счет грабежа населения не решается при данном положении дел никоим образом.