Виктор Поротников - Дарий

Особой царской милости был удостоен Ферендат, сатрап Египта, который наконец-то завоевал царство Куш и покорил ливийцев, обитающих между Киренаикой и Египтом.

Гистией покинул пир, устав от шума и восхвалений, которыми без меры осыпали Дария его приближенные. Удалившись в отведенный для него покой, грек принялся ходить из угла в угол, не в силах унять охватившее его волнение и чувство зависти после всего увиденного.

«И это пирует смертный человек!? – размышлял Гистией. – Непостижимо! Невероятно! Немыслимо! Даже если собрать здесь всех граждан Милета, то все они пользовались бы только дорогой посудой. И на всех на них у Дария хватило бы золота и серебра для подарков. Чему удивляться, если в казну Дария ежегодно поступает четырнадцать тысяч талантов [162]серебра и полторы тысячи талантов золота!»

Гистиея даже в дрожь бросило при мысли о том, какие сокровища скапливаются в хранилищах персидского царя за все годы его правления. Однажды ему посчастливилось лицезреть малую толику этих сокровищ. Ныне у него была еще одна возможность воочию убедиться в умопомрачительном богатстве персидского владыки.

Гистиею нестерпимо захотелось хотя бы в малой степени стать похожим на Дария, хотя бы отдаленно перенять его роскошный образ жизни. И тут он вспомнил о городе, заложенном на берегу реки Стримон, о разработках серебряных руд во Фракийских горах… Гистией как-то попросил Дария назначить его сатрапом Фракии, но получил вежливый отказ. Что ж, Гистией добьется своего иным путем!

Начиная со следующего утра, хитрый эллин стал постоянно упрашивать Дария отпустить его обратно во Фракию. Если у персидского царя в делах и помыслах полный успех, говорил Дарию Гистией, то у него самого дела не продвигаются вовсе, так как оставлены на полпути.

Дарий понимающе кивал головой и просил Гистиея погостить у него еще хотя бы месяц. Царя ведь так тяготит разлука с ним!

Это льстило Гистиею. И он уступил Дарию.

Но время шло, и милетский тиран вновь и вновь стал упрашивать Дария о том же.

Поначалу Гистией искренне недоумевал упорному нежеланию Дария отпустить его во Фракию. Затем в голове у Гистиея возникла догадка, которая вскоре превратилась в уверенность: недруги настроили Дария против него, и царь больше не доверяет Гистиею, как прежде. Тогда Гистией стал проситься в Милет, но получил отказ и на это. Разве Гистиею плохо живется в гостях у Дария?

Однажды эллин признался царю, что даже самый желанный гость не может до бесконечности злоупотреблять гостеприимством хозяина, что Дарий ставит его в неудобное положение перед персидскими вельможами, которые и так не слишком-то жалуют Гистиея.

Грек думал, что уж теперь-то Дарий позволит ему уехать, но ошибся. Вместо этого царь подарил Гистиею дом в Сузах, слуг, лошадей и назначил ему годовое содержание как смотрителю царских дорог.

– Отныне ты не в гостях, друг мой, – сказал царь. – Отныне ты житель Суз.

Гистией был не из тех людей, которые легко смиряются с постигшей их неудачливой судьбой. Тем более что во вновь обретенной отчизне у него не было ни друзей, ни родственников, ни даже знакомых, с которыми он мог бы побеседовать на родном языке за чашей вина. В царском дворце Гистией теперь бывал лишь когда Дарий объявлялся в Сузах. Однако большую часть года Дарий пребывал в Персеполе, куда Гистией вовсе не стремился, хотя царь постоянно звал его туда. От Суз было недалеко до Вавилона, а от Вавилона – сравнительно близко до Сирии и Киликии, граничивших с морем. День и ночь, месяц за месяцем, год за годом Гистией придумывал различные способы побега из своей золотой клетки.

Он знал, что из всех своих слуг может положиться лишь на тех, которые приехали вместе с ним.

Однажды в голове Гистиея созрел дерзкий замысел, в случае исполнения которого он смог бы не только выбраться из опостылевшей ему Азии, но заодно жестоко отомстить персидскому царю за его притворное гостеприимство.

И Гистией начал действовать. Он наголо обрил молодого раба-мисийца, который был у него посыльным, затем с помощью иглы и черной туши выколол у того на голове послание к своему зятю Аристагору. Покуда у мисийца не отросли волосы, так чтобы нельзя было различить букв под ними, Гистией скрывал его в своем доме, выдавая за больного.

Со временем волосы у мисийца выросли настолько, что тот мог без опасения появляться где угодно.

Тогда Гистией попросил у Дария разрешения послать письмо к Аристагору в Милет. Поскольку грек и прежде обменивался письмами с братом, Дарий не усмотрел в этом ничего подозрительного и дал свое разрешение. Гистией написал на папирусе письмо, которое при нем же проверил приставленный для этого человек, затем запечатал письмо своей печатью и вручил своему посыльному. Тот немедленно сел на коня и отправился в путь.

Шел 500 год до нашей эры.

Посланец Гистиея прибыл в Милет в разгар следующих событий.

На острове Наксос, самом богатом и процветающем из Кикладских островов, народ повздорил со знатью. Из-за этой непримиримой вражды наксосские аристократы были вынуждены искать пристанище за морем. Поскольку некоторые из изгнанников являлись гостеприимцами Гистиея, то они убедили своих товарищей по несчастью направить корабли к Милету.

Поскольку Гистией пребывал в Сузах, наксосские изгнанники обратились за помощью к Аристагору, у которого в Милете была вся власть.

Аристагор, не имея достаточно войска, чтобы совладать с наксосскими демократами, которые могли выставить восемь тысяч гоплитов, решил привлечь к этому делу Артафрена, с которым у него были дружеские отношения.

Лидийский сатрап, завидовавший славе Мегабиза, возгорелся желанием подчинить власти персидского царя не только остров Наксос, но и ближние из Кикладских островов. Артафрен испросил у Дария разрешить ему поход на Наксос, благо наксосские изгнанники обязались оплатить все расходы из своих средств. Дарий дал согласие, но для начальствования над персидским войском прислал своего двоюродного брата Мегабата. Царь не желал, чтобы Артафрен даже ненадолго покидал свою сатрапию.

Мегабат вместе с Аристагором, ионийским флотом и наксосскими изгнанниками отплыл из Милета, держа курс якобы к Геллеспонту. Дойдя до Хиоса, ионийский флот бросил якорь в гавани Кавкасы, чтобы с попутным ветром двинуться оттуда на Наксос.

Во время стоянки у Кавкас между Мегабатом и Аристагором произошла ссора. Дело в том, что Аристагор по праву претендовал на морское командование, поскольку весь флот был предоставлен ионийцами, персы выставили лишь сухопутное войско. Однако Мегабат, человек упрямый и самонадеянный, не только не желал ни в чем уступать Аристагору, но и позволял себе подвергать унизительным наказаниям людей Аристагора. Когда Аристагор вступился за одного из своих триерархов [163]и даже пригрозил Мегабату, что может через Гистиея пожаловаться на его самоуправство персидскому царю, тот лишь рассмеялся, заявив, что с некоторых пор Гистией скорее пленник Дария, нежели его друг.