Арчи Браун - Типы лидеров. Определить, найти подход, добиться своего

Несмотря на то что с первых дней своего премьерства Мэй декларировала намерение сохранить возглавляемое ею правительство на полный срок, в начале мая 2017 года она неожиданно объявила о проведении всеобщих выборов в июне, на три года раньше предусмотренной законом даты. СМИ разделяли ее убежденность в том, что это поможет существенно увеличить большинство консерваторов в парламенте страны. На деле же оказалось, что, хотя консерваторам и удалось увеличить долю поданных за них голосов на 5 %, доля лейбористов возросла почти на 10. По сравнению с результатами выборов 2015 года консерваторы получили в парламенте на тринадцать мест меньше, а лейбористы — на тридцать больше. Главными неудачниками оказались все остальные партии — и премьер со своим расколотым и ослабленным правительством, сохранить которое позволил только альянс с североирландской Демократической юнионистской партией.

По данным социологических опросов, на момент объявления выборов консерваторы опережали лейбористов с огромным отрывом. Популярность самой Терезы Мэй была примерно в два раза выше, чем популярность лидера лейбористов Джереми Корбина. Корбин сменил Эда Миллибэнда в 2015 году, получив 60 % голосов на общепартийных выборах, однако в Палате общин его поддерживало лишь незначительное меньшинство коллег. Премьер была совершенно уверена, что добьется безоговорочной победы противопоставлением своей твердости и надежности слабости лидера лейбористов. Кроме того, Мэй посчитала, что, представив выборы голосованием лично за нее, а не за Консервативную партию как таковую, она сможет рассчитывать на персональный мандат доверия резко увеличившегося консервативного большинства в парламенте. Таким образом, она могла бы укрепить свои позиции в правительстве и сделать влияние в парламентской фракции доминирующим.

Соответственно этому вся избирательная кампания консерваторов строилась вокруг личности премьер-министра с акцентом на настоятельную необходимость получения ею мандата на «сильное и стабильное руководство», обеспечивающего успех переговоров об условиях выхода Британии из ЕС. Членам партии особого значения не придавалось. Нередко их упоминали всего лишь как «членов команды Терезы Мэй». При опубликовании предвыборного манифеста партии г-жа Мэй назвала его «моим манифестом», а не «манифестом консерваторов». Вызванное эти чувство неловкости усугубилось спустя четыре дня, когда Мэй пришлось уступить давлению общественности и внести существенные изменения в плохо продуманный раздел социальной политики. Эта поспешность вообще не понадобилась бы, будь манифест результатом более коллегиальной работы и более широкого обсуждения. Непопулярные меры касались стоимости услуг по медицинскому уходу на дому и в домах престарелых и моментально получили название «налог на маразм». Министра по делам местного самоуправления Саджида Джавида и министра здравоохранения Джереми Ханта вообще не привлекли к обсуждению этих мер — их просто проинформировали о том, что они будут включены в манифест меньше чем за сутки до его опубликования [45] Nicholas Watt, ‘Hunt and Javid told of care plan just before manifesto launch’, http://www.bbc.co.uk/news/uk-politics-40298119 , 16 June 2017. .

Подобные вещи являются существенным элементом стиля руководства, при котором власть концентрируется в руках самой Мэй и соруководителей ее аппарата Ника Тимоти и Фионы Хилл. Как правило, чем больше решений выносится на уровень премьера (а не отраслевых министров или коллективных органов правительства), тем большую власть приобретают его главные помощники. Личный секретарь Маргарет Тэтчер Чарлз Пауэлл и его брат Джонатан, выполнявший аналогичную роль (но с более громким титулом главы аппарата) при Тони Блэре, были крупными политическими фигурами, предпочитая оставаться в тени. Тимоти и Хилл распоряжались своей властью менее тактично и вызывали неприязнь очень многих министров кабинета. В связи с плачевными итогами выборов один из них заметил: «Долго управлять страной втроем не получится» [46] Tim Shipman, Fall Out: Year of Political Mayhem (Collins, London, 2017), p. 437. . Сразу после выборов некоторые из главных министров проинформировали Мэй, что больше не будут мириться с пребыванием Тимоти и Хилл на Даунинг-стрит, 10. В беседе с политическим редактором Sunday Times один из членов правительства сказал: «Партия уже не переваривает Ника [Тимоти] и Фи [Хилл]», добавив: «Но проблема в том, что Мэй без них ничто» [47] Там же. . Первым министром, покинувшим правительство Мэй еще в сентябре 2016 года, был бывший главный экономист инвестбанка Goldman Sachs Джим О’Нил. Он сказал, что был ошарашен влиятельностью этих «двух безответственных персонажей» и тем, что «весь кабинет их до смерти боится» [48] George Eaton, ‘Mr Bric fears for Brexit Britain’, New Statesman, 1–7 December 2017. .

В политологии принято считать, что избирательные кампании не слишком меняют ситуацию и партия, имеющая большое преимущество перед остальными в начале предвыборной гонки, наверняка победит с большим отрывом. Однако в мае — июне 2017 года в Великобритании дело обстояло совершенно иначе. Избирательная кампания как таковая имела огромное значение, и в ходе ее многие поменяли свое мнение. В числе прочих перемен было падение популярности Мэй и резкий скачок популярности Корбина. По данным соцопросов, Мэй считалась лучшей кандидатурой на пост премьера, а Корбин выглядел хуже, чем возглавляемая им партия. Тем не менее он был более убедителен в ходе кампании, чему способствовало законодательно закрепленное требование равенства в предоставлении эфирного времени. В телестудии он был спокоен и вполне комфортно ощущал себя в условиях предвыборной гонки (в конце концов, он всю жизнь занимался политической агитацией и ни дня не проработал министром), тогда как Мэй выглядела скованной и говорила шаблонными фразами. Выступая на ежегодной конференции Консервативной партии в октябре 2017 года, Мэй мимоходом упомянула о недочетах кампании, назвав ее «излишне постановочной» и «чересчур президентской» [49] https://blogs.spectator.co.uk/2017/10/theresa-mays-conservative-conference-speech-full-text/ , pp. 1–29, at p. 2. . После выборов многие комментаторы отмечали, что «сильное и уверенное» лидерство превратилось в «слабое и шаткое». Однако очень немногие задавались вопросом, насколько вообще нужен лидер, сильный в смысле обладания огромной личной властью. В этой связи возникает ряд более общих вопросов относительно политики и лидерства, которые я затрагиваю в этой книге.

Уверенное руководство нужно в принципе, и нет ничего плохого в сильном коллективном руководстве правительства, которое решает возложенные на него задачи. Такой стиль руководства исполнительной власти — позитивное явление, при условии полной подотчетности (с возможностями проверки и критики) парламенту и народу, а также верховенства закона. Неумеренная личная власть — совершенно другое дело. Зачем нам соглашаться с нарастанием мании величия у премьера или президента, которая поощряет в членах кабинета чинопочитание и самоцензуру и заставляет их отказываться от собственного мнения? К чему нам глава правительства, доминирующий над своим кабинетом или произвольно пренебрегающий его мнением и превращающий министров в своих последователей, которых можно изгнать за несогласие с верховным вождем?