Джаред Даймонд - Кризис

Бауэр прославился тем, что известно в Германии как «аушвицские процессы»: допрашивали обыкновенных немцев, так или иначе причастных к работе Освенцима (Аушвица), крупнейшего из нацистских лагерей смерти. Персонал Освенцима состоял из множества работников, будь то, например, кладовщики, фармацевты или врачи. Затем Бауэр переключился на полицейских, на судей, которые осуждали евреев и лидеров сопротивления и выносили им смертные приговоры, на тех, кто преследовал еврейских бизнесменов, на практиков нацистской эвтаназии, включая врачей, судей и медицинский персонал, на чиновников министерства иностранных дел, а также – это обеспокоило немецкую общественность сильнее всего – на солдат, виновных в зверствах против мирного населения, особенно на Восточном фронте. Причина беспокойства состояла в том, что эти расследования опровергали широко распространенную убежденность, будто зверства творили фанатики вроде эсэсовцев, а никак не обычные солдаты.

Помимо этих расследований, Бауэр попытался отыскать следы значимых и печально известных нацистов, которым удалось исчезнуть в конце войны. Речь о заместителе Гитлера по партии Мартине Бормане, главном враче Освенцима Йозефе Менгеле, который проводил медицинские эксперименты на заключенных, и об Адольфе Эйхмане, который стоял за расправами над евреями. Бауэр не сумел найти ни Менгеле (тот скончался в Бразилии в 1979 году), ни Бормана – тот, как выяснилось позже, совершил самоубийство в 1945 году, примерно одновременно с Гитлером.

Зато Бауэр добыл информацию о местонахождении Эйхмана, бежавшего в Аргентину. Бауэр счел, что ему не стоит передавать эти сведения в немецкую секретную службу и поручать ей поймать Эйхмана: он опасался, что сотрудники службы попросту предупредят Эйхмана и позволят тому сбежать. Вместо этого он передал информацию о местонахождении Эйхмана израильской секретной службе, которая в итоге сумела похитить Эйхмана и тайно переправить его из Аргентины в Израиль на самолете авиакомпании «Эль Аль». Состоялся публичный процесс, Эйхмана повесили по решению суда, который привлек внимание всего мира не только к фигуре Эйхмана, но и к факту индивидуальной ответственности немцев за нацистские преступления.

Расследования Бауэра сделались широко известными в Германии. Они наглядно показали немцам 1960-х годов, что поколение 1930-х и 1940-х годов причастно к ужасам нацистской эпохи. Обвиняемые, которых преследовал Бауэр, обычно выдвигали одно и то же оправдание: мол, мы просто следовали приказам, мы подчинялись законам общества того времени, мы не виноваты в гибели людей, мы лишь обеспечивали перевозку по железной дороге евреев, которых отправляли в лагеря смерти, мы были простыми фармацевтами или охранниками и лично никого не убивали, нас ослепили вера в вождей и идеология нацистского правительства, а потому мы не понимали, что поступаем неправильно и скверно.

Ответ Бауэра, который он повторял снова и снова на слушаниях и в прессе, сводился к следующему. Те немцы, против которых велись расследования, совершали преступления против человечности. Законы нацистского режима были нелегитимными. Нельзя оправдывать свои действия, ссылаясь на необходимость подчиняться этим законам. Нет закона, который способен оправдать преступления против человечности. У каждого должно быть собственное ощущение добра и зла, каждый должен следовать этому различению, невзирая на распоряжения правительства. Любой участник, по выражению Бауэра, машины убийств наподобие персонала Освенцима становится, таким образом, виновным в преступлениях. Кроме того, выяснилось, что многие из подсудимых, уверявших, что они делали то, что делали, потому что были вынуждены это делать, действовали не по принуждению, а по собственному желанию или по убеждениям.

На самом деле многие, возможно, даже большинство расследований Бауэра закончилось ничем: даже в 1960-х годах немецкие суды часто оправдывали обвиняемых. Сам Бауэр нередко получал словесные угрозы, его стращали неминуемой гибелью. Но значение деятельности Бауэра заключается в том, что он, немец в немецком суде, демонстрировал немецкой общественности снова и снова, в болезненных подробностях, правду о делах граждан Германии при нацистах. Нацистские преступления – увы, далеко не только произвол нескольких злодеев у власти. Обычные солдаты и чиновники, в том числе многие из тех, кто после войны занял высокие должности в западногерманском правительстве, выполняли приказы нацистов, а потому были виновны в преступлениях против человечности. Усилия Бауэра обеспечили необходимый идеологический фон для студенческих восстаний 1968 года, которые будут обсуждаться ниже.

Изменения в отношении к нацистскому периоду стали очевидными для меня 21 год спустя, в 1982 году. В том году мы с моей женой поехали в отпуск в Германию. На автобане, приближаясь к Мюнхену, мы заметили указатель на пригород Дахау, где когда-то располагался нацистский концентрационный лагерь (по-немецки сокращенно KZ), ныне превращенный в музей. Никто из нас двоих прежде не бывал в KZ. Но мы не ожидали, что «обычная» музейная экспозиция произведет на нас такое впечатление: ведь мы многое знали о KZ из рассказов родителей моей жены (бывших узников, которым повезло остаться в живых) и из кинохроники. А менее всего мы ожидали того способа, каким сами немцы пытаются объяснить себе и другим появление этих лагерей.

Вообще посещение Дахау оказалось сокрушительным опытом – ничуть не менее сокрушительным, нежели последующее посещение гораздо более известного лагеря Освенцим, который также превращен в музей, но уже не немцами, ибо этот лагерь находится на территории современной Польши. Фотографии и тексты на немецком языке ярко освещают историю KZ Дахау: приход нацистов к власти в 1933 году, репрессии против евреев и тех, кто не сочувствовал нацистам в 1930-х годах, движение Гитлера к войне, работа самого лагеря Дахау и остальных «винтиков» нацистской системы концлагерей… Вовсе не снимая ответственность с немецкого народа, эта экспозиция отлично отражает принцип Фрица Бауэра: «Немцы должны осудить себя».

То, что нам с женой открылось тогда в Дахау, является частью обучения немецких детей с 1970-х годов. В школах подробно рассказывают о нацистских злодеяниях, многих учеников возят на экскурсии в бывшие KZ, которые, как и Дахау, ныне превращены в музеи. Такое общенациональное восприятие преступлений прошлого нельзя считать само собой разумеющимся. По сути, я не знаю ни одной другой страны, которая признала бы свою ответственность столь полно, как Германия. Индонезийских школьников до сих пор не просвещают относительно массовых убийств 1965 года (см. главу 5); знакомый молодой японец говорил мне, что им не рассказывали о военных преступлениях японцев (см. главу 8); а в США совершенно не принято посвящать американских школьников в мрачные подробности преступлений американцев во Вьетнаме, в историю истребления коренных американцев и угнетения африканских рабов. В 1961 году я наблюдал гораздо меньше признаков того, что немцы согласны нести ответственность за собственное темное прошлое. Если возможно отметить конкретную дату, как некий символический водораздел, то для Германии такой датой оказался 1968 год.