Александр Бузгалин - СССР. Незавершенный проект

Вместе с тем даже здесь, в контексте этих установок, Автор постоянно подчеркивает, что всё тут не так просто, что «благодушничать не следует», полагая, что победа придет сама собой. Надо быть готовым к острым и напряженным боям, тем более, что «бюрократы, теряя позиции, становятся злее и хитрее, перекрашиваются в новые цвета» [322] Цит. соч. С. 23. , то есть в цвета XX съезда и натягивают на себя маски антисталинистов. Срывать эти маски зовет Автор, обнажая антинародную суть современного чиновничества, «сметать эту дрянь, путающуюся в ногах». И уверенность: «Дни бюрократии сочтены, наступило время, когда можно ставить вопрос о ее окончательной ликвидации!» [323] Цит. соч. С. 23. А решать эту задачу можно и должно – через партию, через реализацию решений, принятых на XX съезде, через развитие идей, высказанных на высоком партийном форуме, мобилизуя народные и партийные «низы» на выполнение этой задачи. Отмечу, что одним из образцов такой антибюрократической деятельности был для Автора и его единомышленников герой очерков Валентина Овечкина – секретарь райкома партии Мартынов: через завоевание позиций внутри партии, действуя подобно овечкинскому Мартынову, можно наилучшим образом способствовать постепенному избавлению советского социализма от бюрократических деформаций.

Понадобилось 5–6 лет после той статьи («Вступая в жизнь»), чтобы жизненный опыт и теоретические раздумья выявили для Автора узкие места, утопические (а то и действительно наивные) элементы его исходных представлений.

Особенно был значим трехлетний опыт работы в правительственной газете «Известия», возглавлявшейся зятем Хрущева, весьма могущественным в те времена политиком Алексеем Аджубеем. Работая в ведущем отделе газеты – «Советского строительства», Автор сделал лейтмотивом своих публикаций борьбу демократических и бюрократических начал в общественной жизни страны. См, его статьи «Конфликт в Быкове» (об острой схватке бюрократического клана во главе с председателем исполкома с общественными комиссиями – низовыми институтами гражданского общества, как сказали бы сегодня), «Надо ломать копья!» (о работниках института народного контроля, жестоко преследуемых и травимых не желающей быть кому бы то ни было подконтрольной бюрократией Харьковской области), «Помогите найти хозяина!» (где советовалось авторам письма в редакцию: не ищите «хозяина» «на стороне», «наверху»; хозяева – это вы сами, и потому ведите себя соответственно) и др.

То есть Автор всерьез пытался следовать программе, намеченной в статье «Вступая в жизнь»: бить бюрократию, обращаясь к «низам», вдохновляя, поддерживая и защищая их, «по-мартыновски» отстаивать ценности партийной и общегражданской демократии, социального равенства и бескорыстия.

Но постепенно выяснялось, что, во-первых, «низам» недостает силы, сознательности, организованности. Получалось, что сплоченной – в масштабе района, области, республики – бюрократии противостоят герои-одиночки или малые группы честных людей, не имеющих перспектив объединиться с другими, подобными себе группами и превратиться тем самым в серьезную общественную силу, с которой бюрократия вынуждена была бы считаться. А во-вторых, надежды на то, что в партийных органах будут появляться и множиться Мартыновы и что на верхних ступенях партийной лестницы будут расширять свое влияние искренние сторонники антисталинистской линии, рушились у Автора с впечатляющей быстротой. Становилось ясно, что даже лучшая партийная газета той поры, рупор Хрущева-Аджубея – «Известия»

– не имеет шансов стать органом подлинной партийной демократии и народных низов, органом Овечкиных-Мартыновых. Руководители отдела «Советского строительства» (Юрий Феофанов, Константин Сев-риков), хорошие, талантливые газетчики и симпатичные по-человечески люди в духе курса, выработанного руководством газеты, внушали своему молодому коллеге: «Да, с бюрократами надо бороться, но не так, как это пытаешься делать ты. Надо бороться с конкретными, плохо работающими «бюрократами», а не с «бюрократией». Ты привозишь материалы из белорусского Пинска, украинского Тернополя, из подмосковного Раменского – и читатель, ознакомившись с твоей фронтальной и зубодробительной критикой местного начальства (в котором ты не видишь ни одного светлого пятна), неминуемо придет к выводу: там вообще нет советской власти. Нет, Гриша, так нельзя. Мы не можем позволить тебе порочить советский строй…»

И не только личный опыт деятельности Автора толкал его к уточнению и перепроверке его исходных позиций. Деятельность хрущевского руководства всё больше обнаруживала свою действительную, глубинную, противоречивую суть: попытки проведения демократизации (да к тому же и в очень узких масштабах) административно-бюрократическими методами. Отсюда – множащиеся безобразия во всех сферах общественной жизни: «партийное руководство наукой» – и вновь полезли вверх авантюристы-лысенковцы; цековские «наказы» работникам философско-идеологического фронта – и вновь на Олимпе слегка подгримировавшиеся сталинские соколы, все эти Федосеевы-Константиновы; «управление искусством» – и чудовищная травля (на сталинско-ждановский манер) Дудинцева, Яшина, Гранина, Пастернака, молодых поэтов и художников, идиотские эксперименты с кукурузой, повсеместное очковтирательство с «перевыполнением» планов (авантюры партийных лидеров Рязани, Тулы и др.), лизоблюдская и бездарная книга, славословящая «нашего дорогого Никиту Сергеевича», авторы которой (во главе с Аджубеем) получили, конечно же, ленинскую премию… И апофеоз – расстрел рабочей демонстрации (по сути, голодного бунта) в Новочеркасске.

Какие тут возможны Мартыновы, через какую еще «партию» тут пытаться выправлять «деформации»? Кто их в этой «партии» вообще выправлять собирается?

В общем, Автору надо было основательно разобраться во всём этом. Для чего прежде всего надо было немедленно и как можно дальше бежать из этой «замечательной» газеты. В аспирантуру МГУ.

И начались три счастливых года фундаментального самообразования. Всё – с самого начала, с самых азов. Особое внимание – дотошнейшему изучению Маркса, Энгельса, Ленина, стенограмм съездов партии. Что и почему предлагали классики, что предсказывали, как действовали и что из всего этого получилось – вот вопросы, на которые начал искать ответы Автор.

Первые результаты подобного самообразования и подобных размышлений – в статьях для «Нового мира» Твардовского «Суд над судьями» и «Нравственность и революция».

Вообще в центре Авторских размышлений этого периода – вопрос: что все-таки сие есть, эти самые «бюрократические деформации» – болезненные явления на в принципе здоровом социалистическом теле, или они сами уже стали всем телом социума, а социалистические вкрапления – так, некоторые еще не до конца исчезнувшие реликты былых надежд и устремлений? То и дело возникает у Автора вопрос: а вообще-то «социализм» ли у нас получился? Развернутого ответа Автор пока не давал, но неуклонно шел к нему.