Анджей Иконников-Галицкий - Чёрные тени красного Петрограда

Ту же картину можно было видеть во всех районах города. Независимый наблюдатель, американский посол Д. Р. Фрэнсис писал: «Полицейский участок через три дома от здания посольства (на Фурштатской улице) подвергся разгрому толпы, архивы и документы выбрасывались из окна и публично сжигались на улице — и то же самое происходило во всех полицейских участках города… Солдаты и вооружённые гражданские лица преследовали полицейских, разыскивали их в домах, на крышах, в больницах». Конечно, стихия народного бунта, но невозможно отделаться от мысли, что документы, фотопортреты, отпечатки пальцев уничтожались обдуманно, целенаправленно.

Временное правительство, вялое и никчёмное, делало, кажется, всё, чтобы хаос и анархия царствовали в столице и в стране. Некоторые его действия поражают своей абсурдной трагикомичностью. В первые же дни своего существования оно особым постановлением сняло со всех без разбору заключённых — карманников и убийц, хулиганов и насильников, выпущенных революцией из питерских тюрем, — всякие подозрения и обвинения и предписало местным властям выдавать им свидетельства неприкосновенности и об отсутствии данных для их преследования. Спустя несколько дней появился уникальный документ, подписанный помощником градоначальника. Комиссарам районов предписывалось регистрировать освободившихся уголовных заключённых, являющихся в комиссариаты, и «выдавать им удостоверения, подтверждающие их явку и обязывающие их явиться в места, которые будут указаны особым объявлением Петроградского общественного Градоначальства». Можем себе представить: толпы воров и убийц, должно быть, тут же добровольно пришли и выстроились в очередь к окошкам комиссариатов за подобными удостоверениями!

Бумага сия родилась в лоне новообразованной структуры власти. Смутно помня, что за ситуацию в Петрограде кто-то должен отвечать, одуревшие от сутолоки, митингов и табачно-махорочного дыма «граждане министры» посовещались и назначили «общественного градоначальника» — профессора медицины Юревича. За всю историю города это — первый и последний градоначальник, коему вместо должностной присяги зачлась клятва Гиппократа. О деятельности профессора тот же Пешехонов отзывается мимоходом: «Мы на Петроградской стороне ни разу ни в чём не ощутили, что эта власть появилась, что она существует». Через некоторое время Пешехонов отправился к «шефу», чем немало удивил последнего: «Для Юревича было совершенной новостью, что существуют какие-то комиссариаты. Он очень заинтересовался моей информацией». Добрый доктор, по-видимому, от всей души хотел сделать что-нибудь общественно-полезное. «Спустя несколько дней я получил телеграмму, — продолжает Пешехонов, — которой градоначальство требовало сообщить ему, сколько письмоводителей, паспортистов, регистраторов и других служащих прежних полицейских участков находится теперь на службе в комиссариате… Господи! Неужели же они там до сих пор не знают, что полицейские участки в первую же ночь были разгромлены и все их служащие не только разбежались, но и попрятались?!» Добавим, что многие сотрудники полиции, в первую очередь сыскной, просто бежали из Петрограда, опасаясь смертельных встреч со «знакомыми» уголовниками. Не знал этого гражданин Юревич. И вообще он мало что знал о деятельности правоохранительной системы.

Хаос между тем нарастал стремительно. 10 марта своим декретом Временное правительство упразднило Департамент полиции, но это была лишь констатация свершившегося факта. Вместо него учреждалось Временное управление по делам общественной полиции; оно просуществовало три месяца и в июне было преобразовано в Главное управление по делам милиции и по обеспечению личной и имущественной безопасности граждан. За этими длинными витиеватыми названиями ничего не скрывалось. Разогнанная полиция не возродилась, вновь создаваемая милиция представляла собой нечто жалкое и бессмысленное, и уж чего-чего точно не могла сделать, так это обеспечить «личную и имущественную безопасность граждан».

Действия Временного правительства в этих условиях являют собой картину прогрессирующего революционного маразма. Поставив во главе города доброго Айболита Юревича, оно поручило возглавлять городскую милицию говорливому либералу, адвокату Иванову. В том и в другом случае руководствовались соображениями «идейного соответствия». Об Иванове информированный мемуарист 3. С. Кельсон сказал, как отрезал: «Никаким авторитетом ни у своих подчинённых по Управлению, ни у комиссаров, ни у начальства не пользовался». Иванов занимал кабинет в доме номер 2 по Гороховой улице, в помещении Градоначальства, всего четыре месяца. 29 октября большевистские комиссары выгнали адвоката вон, и он, как призрак, канул в политическое небытие.

В своём революционном рвении, следуя за настроениями толпы, Временное правительство запретило чинам старой царской полиции поступать на службу в учреждения новой власти.

Все сколько-нибудь опытные кадры были вышвырнуты из правоохранительной сферы. Набирали туда кого попало: сначала добровольцев, потом пытались ввести обязательную милицейскую повинность. Функция борьбы с невероятно умножившимся криминалом возлагалась на рядового обывателя. При этом ни денег, ни оружия, ни транспорта, ни даже мало-мальски приличного помещения для «милицейских» новая власть найти не могла, а точнее, занятая исключительно политической демагогией, и не искала. К тому же, в соответствии с Положением от 17 апреля 1917 года, городская милиция находилась в ведении и подчинении местных органов власти; но в этом звене управления царила путаница и неразбериха. Старые земско-городские управы, новые революционные Комиссариаты и рабочие Советы существовали параллельно, действовали независимо, враждовали между собой и всячески мешали друг другу. В Петрограде установилось даже не двоевластие, а четверовластие: Временное правительство пыталось управлять городом через «общественного градоначальника» Юревича; Городская дума сохраняла полномочия и остатки куцей власти; на местах, в районах, стихийно возникали Комиссариаты, о деятельности которых ничего не знали ни в Градоначальстве, ни в Городской думе; наконец, рабочие Советы и солдатские Комитеты ни в грош не ставили всех «бывших» и «временных» и на шумных собраниях решали вопрос: подчиняться им правительству, Петросовету или действовать самостоятельно. При Советах ещё в марте стали образовываться отряды альтернативной Рабочей милиции. С городской милицией они враждовали и иногда перестреливались.

Окачестве сил революционного правопорядка можно судить со слов Пешехонова: «Нами уже была создана милиция. Похвалиться ею мы, конечно, не могли. Это были добровольцы, нёсшие службу совершенно безвозмездно, недостаточно дисциплинированные и к делу совершенно непривычные… Кое-как мы при помощи нашей милиции справлялись с делом и как будто без особого ущерба для безопасности граждан (выделено мной. — А. И.-Г.')… Вдруг узнаю, что на улицах, кроме нашей, появилась ещё какая-то милиция. Начались недоразумения, и дело легко могло дойти до столкновений».