Лев Безыменский - Третий фронт. Секретная дипломатия Второй мировой войны

В ответ принц поставил такие условия для переговоров: «Признание за Германией положения великой державы, то есть невмешательство других стран в исторический район Германии. Никаких ограничений для развертывания ее естественных возможностей в мировой торговле. Никаких ограничений в ее правовых притязаниях на то, что было потеряно вследствие Версаля. Никаких мер по ущемлению или устранению того, что сегодня означает величие и мощь германского народа. Примирение с изменившимся соотношением сил в Европе и вне ее».

Внимательно взглянем на те предложения, которые были сделаны принцу Гогенлоэ 10–14 июня 1939 года английскими официальными лицами. В сокращенном изложении Гогенлоэ они выглядели точно так же, как предложения сэра Гораса Вильсона, высказанные им в июне и июле при встрече с Вольтатом: здесь и раздел сфер влияния, и уступки в колониальном вопросе, и метод тайных переговоров с руководящими деятелями гитлеровского рейха. Так мы получаем еще одно подтверждение двойной игры Чемберлена на пороге войны.

В июле Гогенлоэ снова в Лондоне. Очередной доклад поступает на этот раз на имя Геринга. В нем принц дословно повторил то, что уже докладывал Хевелю: о готовности определенных лиц в Англии к «генеральному соглашению». После этого принц добавлял:

«Все же (в Англии. — Л. Б. ) выражают надежду, что в конце концов Германия и Польша найдут мирное решение, после чего наступит существенная разрядка общего положения и создастся возможность для Германии и Англии в течение осени начать разработку конструктивного плана широкого масштаба, особенно в экономической и торгово-политической области…»

Опять полная «парафраза» идей Вильсона!

Казалось, что сговор вот-вот будет достигнут. И уже не Вольтат, а его хозяин Герман Геринг вступил в игру, изъявив желание… самому полететь в Лондон. Невероятно? Но это был реальный план, который был разработан весьма подробно. Так, английский посол в Берлине сэр Невиль Гендерсон докладывал в Лондон 21 августа 1939 года: «Приняты все приготовления для того, чтобы Геринг под покровом тайны прибыл в среду 23-го. Замысел состоит в том, чтобы он совершил посадку на каком-либо пустынном аэродроме, был встречен и на автомашине отправился в Чекере. В это время прислуга будет отпущена, а телефоны отсоединены. Все идет к тому, что произойдет драматическое событие, и мы ждем лишь подтверждения с немецкой стороны».

Телеграмма снова наводит на сравнение с детективом, но сэр Невиль был далек от этого жанра. В те дни шла напряженная работа «умиротворителей» всех рангов с обеих сторон, дабы свести Англию и Германию в один антисоветский блок. И речь шла не только о Геринге. Несколько дней — с 10 по 15 августа 1939 года— в Берлине предпринимались энергичные усилия заполучить Англию на свою сторону. Так, 11 августа Гитлер принял бывшего комиссара Лиги наций в Данциге, швейцарского дипломата Карла Буркхардта. Буркхардт уже не раз выполнял закулисные миссии, и на этот раз в Лондоне с нетерпением ожидали результатов встречи. К нему после визита сразу поспешили представители Форин офиса. Они составили секретный отчет, состоявший из двух частей: в первой содержались общие высказывания Гитлера о том, что «ему нужно пространство на Востоке» и что он ничего не хочет иметь от Запада, кроме «свободы рук на Востоке». Вторая же часть предназначалась только для Чемберлена и не была сообщена в Париж. Тут были зафиксированы такие слова фюрера: «Я хочу жить в мире с Англией и заключить с ней пакт, чтобы гарантировать неприкосновенность всех английских владений и сотрудничать с ней». Более того: Гитлер высказал пожелание встретиться с глазу на глаз, без переводчика, с одним из видных английских деятелей, говоривших по-немецки.

Лишь после войны выяснилось, что в докладе Буркхардта была еще одна, третья часть. В ней заключалось знаменитое признание Гитлера, адресованное Чемберлену: «Все, что я делаю, направлено против России. Если Запад так глуп и слеп, что не может этого понять, я буду вынужден договориться с русскими. Затем я ударю по Западу и после его поражения объединенными силами обращусь против Советского Союза. Мне нужна Украина» [17] Эти слова Буркхардт предал гласности в своих мемуарах, изданных в 1960 году. .

Иными словами: Гитлер «открытым текстом» сообщал в Лондон всю подноготную своих действий, включая прямой намек на то, что он собирается предложить Советскому Союзу пакт о ненападении.

…Сидя в удобном кресле, Гельмут Вольтат довольно скупо отвечал на мои вопросы. Нет, об этом он не помнит. Ах, это действительно было так, но всех обстоятельств встречи он уже не сохранил в памяти. Ведь прошло столько времени! В конце войны его послали в Токио с очередной военно-экономической миссией, там он оставался до начала 50-х годов, после чего стал одним из членов дирекции концерна «Хенкель». Мемуары? Нет, это не его дело…

Я не собирался уличать г-на отставного тайного советника. И без него я узнал многое, о чем он умолчал в долгой беседе на дюссельдорфской вилле. Весь комплекс закулисных интриг, в которых Вольтат играл немалую роль, уже вырисовывался и без его помощи.

Но мы должны довести до конца рассказ о его миссии.

21 июля тайный советник Вольтат вернулся в Берлин после окончания доверительных переговоров в Лондоне. Но тут начались непредвиденные события. Их причина была совершенно ясна: в Лондоне, кроме завзятых «мюнхенцев» типа Вильсона и Чемберлена, были трезво мыслящие люди, понимавшие всю опасность сговора с Гитлером. Именно они и предали гласности закулисные переговоры Вольтата.

Как им удалось узнать о них? По одной версии, о переговорах узнало французское посольство и, обозленное односторонними действиями английских «умиротворителей», передало эти сведения в прессу. Эта версия вполне реальна, поскольку уже 22 июля французский посол Корбен сделал представление главе Форин офиса Галифаксу по поводу миссии Вольтата. Была и другая версия — о ней мне говорил Хессе. Он в те дни узнал, что Хадсон хотел поговорить о своих «успехах» с Чемберленом, но, будучи навеселе, спутал номер и позвонил не премьеру, а главному редактору «Дейли экспресс». Тот, являясь противником Чемберлена, воспользовался этими сведениями и не посчитал нужным молчать о них. Вольтат, в свою очередь, полагал, что источником был тот же Хадсон, который слишком громко (и опять-таки в подпитии) распространялся в обществе о своих беседах с Вольтатом, и это услышал какой-то журналист…

Так или иначе, 22 и 23 июля вся лондонская печать шумела о Вольтате. Газеты, хотя и не располагали точными сведениями о содержании переговоров, требовали: «Не допустить второго Мюнхена!» В палате общин и в печати Хадсон, Чемберлен, Галифакс и другие клялись, что слухи неверны, что сообщения вымышлены, что Хадсон ничего не обещал Вольтату. Друзья Чемберлена сваливали всю вину на «коварных немцев», нацистская пресса кричала о «коварном Альбионе». Однако никому из них не удалось доказать свое алиби.