Леонард Мосли - Утраченное время [Как начиналась вторая мировая война]

Тилеа тут же хотел помчаться в свое посольство и позвонить в Бухарест, чтобы выяснить дополнительные подробности относительно нависшей угрозы вторжения в его страну. Хозяин учтиво убедил его не делать этого, ссылаясь на то, что все линии связи с Бухарестом прослушиваются немцами и это вынудит нацистов к немедленным действиям:. Не лучше ли...

Румынский посол согласился. Он поспешно осушил свой бокал и покинул дом услужливого англичанина. Спустя час он уже сидел в Форин Оффисе с глазу на глаз с сэром Орме Сарджентом, изливая последнему — ярому противнику политики умиротворения — свои опасения, ибо у посла «имелись достаточные основания верить», что Румыния была на очереди и что в пределах нескольких месяцев немцы «доведут Венгрию до положения вассала и затем примутся за развал Румынии».

1Имеются указания на то, что это был высокопоставленный сотрудник Форин Оффиса, который действовал против политики умиротворения, проводимой Чемберленом. — Прим. авт.

Высказав все это, Тилеа в упор уставился на англичанина, сидевшего напротив за столом: «В какой степени мы можем рассчитывать на Англию, если события будут развертываться именно так?» Сарджент ответил, что ему придется навести кое-какие справки. Румын поспешно вышел на улицу, мысленно гадая, как обернется судьба его страны. Однако звонить по телефону в Бухарест, чтобы выяснить, хотя бы самым косвенным образом, как идут торговые переговоры с Вольтатом, он не стал и на следующий день снова появился в Форин Оффисе, на этот раз настаивая на встрече с самим лордом Галифаксом.

В это время Англия была охвачена гневом против Гитлера за его действия в Чехословакии; в печати раздавались требования более «твердого отношения» к «нацистским скотам», терроризировавшим Европу, и даже те газеты, которые обычно послушно поддерживали линию Чемберлена, настаивали теперь, чтобы «что-то было сделано». Обычно невозмутимый Галифакс потерял покой и все утро посвятил тому, что «накачивал» Чемберлена, а затем информировал русского и американского послов, что «теперь Великобритания намеревается занять твердую позицию». Таким образом, трудно было подобрать более удачное время для появления Тилеа в Форин Оффисе. Когда румынский посол начал излагать свои «тревожные известия» из Бухареста, Галифакс стоял, заложив руки за спину, наблюдая из окна за сменой караула конпой гвардии.

Тилеа сказал, что в последние дни румынское правительство получило от правительства рейха требование предоставить немцам монополию на румынский экспорт и принять определенные меры по ограничению румынского промышленного производства ради обеспечения интересов Германии.’ В случае принятия этих условий Германия будет гарантировать границы Румынии. Такое предложение с точки зрения румынского правительства выглядит как ультиматум.

Посол умолчал о том, кто именно из членов его правительства пришел к такому заключению.

Далее Тилеа заявил, что было бы исключительно важно, чтобы правительство его величества без отлагательств рассмотрело вопрос, может ли оно точно указать, какие будут начаты действия, если Румыния окажется жертвой германской агрессии. Спасти положение, по мнению Ти-леа, можно было, создав прочный блок Великобритании и Франции.

Пока румын в тяжелом молчании ждал ответа, Галифакс с любопытством смотрел на него. Он не задавал послу никаких дополнительных вопросов, которые почти наверняка пришли бы ему на ум год назад, если бы это был чешский посол; вместо этого он открыто демонстриро вал крайнюю озабоченность. Поднявшись из-за стола, чтобы проводить Тилеа до дверей, он заверил его, что передаст эту тревожную информацию «со всей безотлагательностью» премьер-министру.

Такие встречи с сопутствующими обстоятельствами оказывают решающее влияние на политику государств и на ход истории. На самом деле, как стало очевидно на следующий день и как подтверждают имеющиеся в настоящее время документы, Германия вообще не предъявляла никакого ультиматума правительству Румынии. Гитлер не нуждался в нем, он мог получать из Румынии все, что хотел, скажем, нефть и другие поставки на основе бартерных соглашений. Переговоры в Бухаресте были именно такими, как утверждали немцы, — торговыми. Правда, целью их было установление господствующего влияния на румынскую экономику, но ведь Чемберлен всегда рассматривал это как неизбежное следствие. Румынский министр иностранных дел Григор Гафенку 18 марта послал срочную телеграмму в Лондон, заверяя Галифакса, что Тилеа «неправильно представил обстановку», что переговоры в Бухаресте велись «на совершенно нормальной основе, как между равными», и что он устроил своему послу в Лондоне «грандиозную головомойку».

Жорж Боннэ, встречавшийся с Тилеа тремя днями позже, писал, что «Тилеа был очень смущен, когда я спросил его об этом».

Однако ко времени прибытия телеграммы Гафенку в Лондон ничего уже сделать было нельзя 32 32 Как утверждает румынский историк, в инструкциях, на основании которых действовал Тилеа, и в его собственных записях состоявшихся бесед нет никаких ссылок на немецкий ультиматум. Однако, как указывает автор курса Международной истории Лондонского университета Уатт, Тилеа «имел инструкции предпринять все возможное, чтобы добиться позитивной политики Англии в Юго-Восточной Европе, и он действительно сообщил англичанам, что у его правительства имеются основания опасаться стать следующей жертвой германской агрессии». Далее Уатт отмечает, что «трудно усмотреть какие-либо следы немецкого ультиматума в немецких записях переговоров (Вольтата)», и делает такой вывод: «...Он (Тилеа) одурачил все английское правительство». — Прим. авт. . Галифакс переговорил с Чемберленом и получил от премьер-министра полную свободу действий. Английская общественность требовала безотлагательно принять меры. Того же самого требовал Вашингтон, где президент Рузвельт уже дал указание своему послу Кеннеди оказать давление на Англию, чтобы она поддержала Румынию. И вот здесь представилась возможность показать всем, что Англия готова наконец воспротивиться Гитлеру, то есть не обязательно начать войну, но хотя бы сказать: «Довольно! Хватит!»

В десять часов вечера 17 марта, то есть за восемнадцать часов до получения телеграммы с разъяснениями от Гафенку, Галифакс направил предупредительные телеграммы своим послам в Варшаве, Афинах, Белграде и Анкаре, изложив в них суть тревожного сообщения Тилеа и прося послов связаться с польским, греческим, югославским и турецким правительствами, чтобы выяснить их позицию. До французов эта тревожная весть дошла косвенным путем; Жорж Боннэ получил на Кэ д’Орсэ срочную телеграмму от своего посла в Турции Рене Массильи, в которой последний приводил содержание письма английского посла турецкому правительству. Французский министр иностранных дел немедленно связался с Лондоном, ибо общественность Франции также проявляла обеспокоенность, а он хотел оградить себя от критики. Как и Галифакс, Боннэ поручил послам в соответствующих странах обратиться к правительствам, чтобы выяснить их позицию в случае нападения на Румынию. В более или менее вежливой форме, но все ответили одинаково. Они были разочарованы слабостью Англии и Франции в Мюнхене и при оккупации Праги; теперь их ответ гласил: «Вы скажите нам, что будете делать вы, и тогда мы скажем вам, что мы будем делать».