Наталья Пушкарева - Женщины Древней Руси

Широкое хождение на Руси имели Кормчие книги — сборники канонических и юридических памятников, содержащих апостольские и соборные правила. Включенные в них переводные византийские («Прохирон»), южнославянские («Закон Судный людем»), оригинальные древнерусские тексты тоже являются ценными источниками по истории семейного права и быта. Так, «Устав о брацех», часто встречаемый в Кормчих книгах, узаконил запрещение браков между людьми, имеющими кровнородственные связи [8] Кормчая. Синодальное изд. М., 1834; Кормчая Балашова XV в. // РО БАН, 21.5.4; Закон Судный людем Краткой редакции / Под ред. М. Н. Тихомирова. М., 1961; Закон Судный людем Пространной редакции / Под ред. М. Н. Тихомирова. М., 1961; Мерило Праведное. По рукописи XIV в. / Под ред. М. Н. Тихомирова. М., 1961; Правосудие митрополичье // Тихомиров М. Н. Пособие для изучения Русской Правды. М., 1953. С. 126–127, Росписание степеней родства и свойств, препятствующих браку («Устав о брацех») // РИБ. Т. VI. С. 143–144. .

Богатый материал по истории семьи дает исследователю покаянная и епитимийная литература — канонические нормативные акты [9] Канонические ответы митрополита Иоанна II // РИБ. Т. VI. С. 1–20; Вопросы Кирика, Саввы и Ильи с ответами Нифонта, епископа новгородского, и других иерархических лиц // Там же. С. 21–62; Заповеди митрополита Георгия // Голубинский Е. Е . История русской церкви Т. I. M., 1880. С. 509–526; Памятники более позднего времени см. РИБ Т. VI. С. 270–276, 278–290, 500–502. . В них отразились попытки церкви регламентировать жизнь древнерусской семьи: установить приемлемые, с ее точки зрения, нормы поведения (в том числе в отношении к женщине) и определить наказание за отступление от этих норм — епитимью (усиленный пост, молитвы, поклоны, даже отлучение от причастия). Русские епитимийники в виде отдельных сборников почти не встречаются. Чаще всего их можно обнаружить в требниках XIV–XV вв. — памятниках частного богослужения, содержащих «требы», т. е. описания священнодействий и молитв, которые совершались по случаю рождения ребенка, бракосочетания, болезней людей и т. п. Однако сохранность их как книг, бывших в свое время в постоянном (порой повседневном) употреблении, плоха: страницы ветхие, нередко перепутаны и т. п. Да и сами епитимийники не являлись их обязательной составной частью. Ценность же их как источника для составления общей картины развития покаянного права на Руси несомненна, ведь они дают исследователю информацию о двух сторонах древнерусской жизни: официальной, диктовавшейся церковью и формируемым ею «общественным мнением», и реальной, зачастую не совпадавшей с официальной. Ознакомление с десятками требников и иных богослужебных сборников, хранящихся в различных архивах [10] В книге использованы тексты епитимииников и требников из следующих архивных фондов: ЦГАДА, ф. 381. РО библиотеки Московской Синодальной типографии; РО БАН: ф. 13. 3 (Яцимирского), 13.2.7 (Архангельского), 16.4, 24.2 (И. И. Срезневского), 34.7.5 (Собрания текстуальных постановлений Успенского); РО ГПБ, ф. Кирилло-Велозерского монастыря, А. Ф. Гильфердинга, Софийской библиотеки, М. П. Погодина, Соловецкого собрания, Петербургской духовной академии; РО ГИМ, ф. Синодального и Музейного собрания, собрания А. И. Хлудова, И. Е. Забелина, А. С. Уварова, Воскресенского монастыря; РО ГБЛ: ф. 178. Муз. собр.; ф. 210. Собр. В. Ф. Одоевского; ф. 1173. Новгородской Софийской библиотеки и др. , позволило составить представление как о православной концепции семьи и месте в ней женщины, так и о традиционных, дохристианских обычаях и нравах, которые долго сохранялись в семейном быту и шли вразрез с идеями, насаждавшимися церковью.

Кроме памятников канонического права «нормативную информацию» содержат церковно-учительная литература и примыкающие к ней источники: сборники для назидательного чтения Прологи и Минеи, сборники-компиляции типа «Пчел», «Измарагдов», «Цветников», патерики, хранящиеся в большинстве своем в архивах [11] См.: Успенский сборник XII–XIII вв. М., 1971; Патерик Киевского Печерского монастыря СПб., 1911. Минеи XIII–XV вв. хранятся в Синодальном собрании ГИМ и в ЦГАДА (ф. 181 и 381); Прологи XIII–XV вв. — в ЦГАДА (ф. 381, № 158–172); сборники типа «Пчел» — в ЦГАДА (ф. 181, № 370/820) и РО ГПБ (F. п. 1–44 и др.). . Входящие в них учительные тексты отражают не столько черты и детали современной их составителям жизни, сколько требования к этой жизни и, следовательно, по цели и назначению своему являются устанавливающими определенные нормы быта, в том числе семейного. Минеи-Четьи и Прологи включают не только краткие жития святых, почитаемых на Руси, но и «слова», поучения традиционного содержания, в том числе «о женах добрых и злых». Последние — ценный источник по истории развития представлений о семье, месте женщины в обществе, истории внедрения христианской нравственности в сферу семейной жизни. Структура «Пчелы» — бытовавшего на Руси примерно с XII в. сборника-компиляции из изречений и афоризмов, выбранных из Священного писания, патриотической литературы, — предполагала наличие системы поучений, касающихся внутрисемейных отношений.

Важным источником для раскрытия темы, несущим некоторую фактически достоверную информацию (например, о деятельности реально существовавших лиц) и в то же время устанавливающим определенные мерила поведения на основе художественно создаваемых идеальных образов, является житийная литература, в том числе входящая в перечисленные выше сборники. Русские патерики («патерик» — в точном переводе «отечник») были подражанием одному из видов греческой житийной литературы и объединяли сказания о жизни и «чудесах» святых отцов, иноков определенного монастыря. В отличие от иноземных прототипов русские патерики подобны альманахам: в них помимо обычных сказаний о жизни «подвижников веры» немало места уделялось жизни самого монастыря. Они включают и выдержки из летописей, и послания игуменов друг к другу и к частным лицам. Так, в одном из наиболее известных патериков — Киево-Печерском — помимо житий и поучений имеются бесценные свидетельства об участии древнерусских княгинь в политической жизни общества, уровне их образованности и т. п.

Поскольку большинство житий подчиняется определенному «чину», канону [12] Именно это сыграло решающую роль в утверждении скептического отношения В. О. Ключевского к агиографической литературе как историческому источнику (см.: Ключевский В. О . Древнерусские жития как исторический источник. СПб., 1871). , постольку для большинства исследователей интерес представляли лишь выходившие за рамки агиографического стереотипа всевозможные вставки, сделанные древнерусскими монахами-компиляторами к переводным текстам и характеризующие некоторые черты традиций и повседневности. Но для раскрытия темы книги не менее важно было выявить то общее, что переходило из сборника в сборник: однообразно воспроизводимая по заданному шаблону жизнь «святых женщин» должна была служить образцом для мирян, в том числе для женщин различных классов и сословий. Поэтому некоторые свидетельства житийной литературы, используемые в книге для характеристики средневековых представлений в их официальной, закрепленной и освященной церковью версии о семье и месте в ней женщины, относятся автором именно к нормативным источникам [13] См. жития в. кн. Ольги, Евфросинии суздальской, Евфросинии полоцкой и др. в кн.: Памятники древнерусской церковно-учительной литературы. Вып. 2, 4. СПб., 1896–1898. Ср.: Житие и жизнь Евфросинии суздальской. Списано иноком Григорием. СПб., 1888. .