Николай Платошкин - Че Гевара

Че возмущало и то, что партизаны грабили и издевались над мирным населением. Народная армия, по словам Че, превратилась в «армию паразитов», и крестьянам было уже все равно, кто победит в этой войне. Лишь бы она поскорее закончилась.

Постепенно под командованием Че собрались 120 отлично вооруженных кубинцев, и он уже был готов изменить миссию отряда — отказаться от роли инструкторов и вступить в бой даже без помощи африканцев. В случае успеха кубинцев повстанцам все равно пришлось бы принять участие в сражениях.

Кабилу все это не радовало, и в Конго он не торопился, предпочитая танзанийскую столицу. Офицером связи при Че Кабила назначил Леонардо Митудиди, который прибыл в Конго 8 мая.

Через две недели был получен приказ Кабилы: взять штурмом город Альбервиль, который защищал хорошо вооруженный контингент белых наемников и армии Чомбе, и лобовая атака была бы чистой воды самоубийством. Че прямо назвал приказ «абсурдным». Надо было сначала провести разведку местности, подтянуть дополнительные силы и отрезать город от снабжения. Митудиди согласился, но 7 июня этот человек, с которым Че удалось наладить неплохой контакт, как-то странно утонул при переправе через озеро Танганьика.

17 июня поступил новый приказ Кабилы: атаковать город Фрон-де-Форс (или Форт Бендера). Это был самый сильно укрепленный гарнизон правительственных войск на юго-востоке Конго. Че был против такого приказа — ведь из-за сопротивления Кабилы так и не удалось создать и обучить крупные тактические группы повстанцев, способные на скоординированные действия в серьезном бою.

Тату считал, что повстанцам надо повторить успех кубинских партизан 1958 года. А именно — укрепиться в горах, дать противнику атаковать на невыгодной для него местности, измотать его силы в обороне и перейти в контрнаступление. Чтобы поднять боевой дух бойцов перед этим решающим сражением, Че предложил (опять-таки на основе опыта Сьерра-Маэстры) организовать несколько засад против небольших групп врага, причем только в тех случаях, когда успех можно было считать гарантированным.

Однако конголезские повстанцы все еще считали себя настоящей армией и к партизанской тактике относились снисходительно. Они хотели обязательно взять крупный город (предпочтительно Альбервиль), чтобы разместить там свое правительство. Че был не против, но по-прежнему считал лобовую атаку безумством. Надо было постепенно стягивать вокруг города кольцо, чтобы выдавить противника — только такая тактика, по мнению Че, сулила успех.

Однако конголезцы явно желали продемонстрировать кубинцам, на что они способны. Кабила вновь требовал взять хотя бы Фрон-де-Форс. Че пришлось подчиниться, чтобы не выглядеть трусом в глазах африканцев. 20 июня 1965 года отряд в составе сорока четырех кубинцев и 160 конголезцев и руандийцев-тутси без предварительной разведки двинулся к Фрон-де-Форс. Кабила настоял на том, чтобы Че не принимал участия в бою — он боялся ответственности за гибель такого известного человека.

Фрон-де-Форс (находившийся рядом с важной гидроэлектростанцией) обороняли как минимум 450 (возможно и 700) наемников и бойцов Чомбе. 29 июня в 5 часов утра повстанцы начали атаку, открыв огонь из автоматов, пулеметов, минометов и зенитных пушек. Гарнизон начал столь же активно стрелять в ответ, и обе стороны продолжали огневой бой примерно два часа. Африканцы не выдержали и стали отступать, оставляя на произвол судьбы раненых, чем сильно возмутили кубинцев. Кубинцы держались стойко, но их было мало, для того чтобы взять город. Пришлось отступить. В бою погибли четыре кубинца и 14 руандийцев (воевавших лучше конголезцев).

В рюкзаке одного из убитых кубинцев наемники обнаружили дневник и кубинский паспорт, и 6 июля 1965 года посольство США в Леопольдвиле сообщило об этой находке в Вашингтон. Но там решили, что речь, возможно, идет о нескольких кубинцах, а не о каком-то крупном подразделении. В любом случае большого значения этому не придали. Однако о присутствии кубинцев в Конго сообщили газеты в Дар-эс-Саламе, что вызвало тревогу Ньерере — он опасался санкций Запада.

Американцев же в то время в основном волновали трения между президентом Касавубу и премьером Чомбе, угрожавшие серьезной дестабилизацией прозападного режима 440.

Поражение под Фрон-де-Форс стало не единственной неудачей миссии Че в июне 1965 года. Гораздо хуже были события в Алжире, где 19 июня 1965 года в результате военного переворота был свергнут друг Че президент Ахмед бен Белла — главный спонсор операции в Конго [273] До 1982 года Ахмед бен Белла находился под домашним арестом, после чего ему разрешили выехать в Швейцарию. Лишь в 1990 году ему разрешили вернуться на родину. . Новым президентом Алжира стал бывший министр обороны Ху-ари Бумедьен, с которым Че тоже встречался. Формально Алжир сохранил социалистическую ориентацию, но Бумедьен взял курс на нормализацию отношений с Западом и решил свернуть всю операцию в Конго. Для Че это был очень тяжелый удар.

Но и это было еще не все. От прибывшего из Гаваны Османи Сьенфуэгоса Че узнал, что в далекой Аргентине умирает его мать. Последнее письмо от Эрнесто Селия получила в марте 1965 года — оно было отправлено из Парижа. Сын сообщал матери, что готовится уйти в отставку со всех постов и поработать на уборке сахарного тростника. Потом лет пять он хотел трудиться на фабрике. Че просил мать пока не приезжать на Кубу, и Селия восприняла это как тревожный сигнал — может, ее сын попал в опалу, может, у него трудности? Она написала сыну, чтобы он выбросил эту дурь из головы и продолжал строить социализм — ведь она еще надеется увидеть, как социализм победит во всем мире. А если уж на Кубе что-то стряслось, то мать советовала сыну ехать в Алжир к другу бен Белле или в Гану и помочь наладить экономику в этих странах.

Перед отъездом с Кубы Че написал родителям прощальное письмо, но оно достигло Буэнос-Айреса только в октябре 1965 года:

«Дорогие старики,

я еще раз ощущаю своими пятками ребра Росинанта, снова пускаюсь в путь со своим щитом на руке. Почти десять лет назад я написал вам другое прощальное письмо. Помнится, я жаловался тогда на то, что не стал ни лучшим солдатом, ни лучшим врачом; последнее уже меня не волнует, а солдат я не такой уж плохой.

По сути ничего не изменилось, кроме того, что я стал куда более сознательным, мой марксизм укоренился и очистился. Я верю в вооруженную борьбу как единственное решение для народов, борющихся за свое освобождение, и действую соответственно своим убеждениям. Многие назовут меня авантюристом, им я и являюсь, только авантюристом особого типа — и из тех, кто ставит на кон свою шкуру, чтобы утвердить то, во что верят…