Натан Эйдельман - Секретная династия

Для Огарева, конечно, важна параллель — царствование Александра I и царствование Александра II. Впрочем, «теперь не времена 14 декабря, где потребность лучшего гражданского устройства чувствовалась только в высших слоях общества; теперь массы народные жаждут освобождения от помещичьей власти и власти казенных грабителей [...]. Кто же будет виноват в ненужно пролитой крови и в судорожных страданиях России? Конечно, все тот же порядок вещей, все те же люди, которых Александр I не хотел иметь лакеями. Мы смело указываем на них как на врагов отечества» [77] 14 декабря 1825 и император Николай. С. 211—212. .

Сопоставляя факты, добытые из донесения Блудова, манифеста Николая I, книги Корфа, Огарев готовил в конце 1857 года первую подлинную историю декабристов (о лунинской попытке 1840-х годов в Лондоне еще не знали). «Мудрено ли, — писал Герцен, — что мы наделали ошибок, не имея решительно никаких документов, кроме воспоминаний о двух-трех разговорах шепотом за запертыми дверями. Пусть же нам помогут — сыновья, братья, друзья великих предшественников наших» ( Г. XIII. 268 ).

Обращаясь к Александру II, Герцен спрашивал: «Был ли этот заговор своевременен, доказывает не только единство мнений Александра I, Ваше и их о невыносимо дурном управлении нашем, но и невероятное распространение заговора по всему государству в какие-нибудь семь лет. В нем участвовали представители всего талантливого, образованного, знатного, благородного, блестящего в России» ( Г. XIII. 42 ).

Само послание к Александру II справедливо трактуется современными историками как проявление либеральных иллюзий Герцена и Огарева. Однако следует заметить, что письмо насчет Корфа было опубликовано до объявления об отмене крепостного права, когда Герцен был особенно непримирим к верхам. Между прочим, герценовское обращение к императору — прием весьма болезненный и для царедворца Корфа; в то же время обращение привлекало внимание многих людей, настроенных оппозиционно, но веривших в преобразования и стремившихся избавиться от «николаевского духа».

Удары Герцена и Огарева, полные новизны для русского общества, нравственно убедительные и блестящие по форме, произвели сильное впечатление на разных политических полюсах. М. И. Муравьев-Апостол восхищался 19 января 1858 года письмом Герцена о Корфе: «Удивительно, как пишущий ясно понял, в чем дело, точно как будто он жил в то время и знал тех знаменитостей...» ( Г. XIII. 505, комментарии ). 24 декабря 1860 года тот же декабрист записывает: «Вчера я прочел [огаревский] разбор доклада следственного комитета [...], с каким приличием и достоинством он написан. Ни малейшего повода к соблазну или брани. Хотя, нет сомнения, то и другое так и просилось из-под пера». Более ста сочувственных помет сделал на полях книги Герцена и Огарева декабрист И. И. Горбачевский [78] Пушкарев Л. Н. Неизвестные заметки декабриста И. И. Горбачевского // Вопросы истории. 1952. № 12. С. 127—129. . «Ты будешь читать письмо Герцена, — писал И. И. Пущин жене, — и будешь очень довольна» [79] Пущин И. И. Записки о Пушкине. Письма. С. 345. . Либеральный публицист К. Д. Кавелин извещал Герцена в начале 1858 года: «Твое последнее письмо к императору по поводу книги Корфа циркулирует в списках и производит неописанное действие. Ничего подобного наша литература действительно не представляла» [80] ЛН. Т. 62. М., 1955. С. 385. .

Книга «14 декабря 1825 и император Николай» рассматривалась как агитационный документ даже теми революционными кружками, которые числили себя много левее Герцена и Огарева (в 1861 г. «Антикорфика» была отлитографирована в Москве П. Г. Заичневским и П. Э. Аргиропуло и в том же году напечатана в тайной типографии Сулина и Сороко) [81] Лемке М. К. Политические процессы в России 1860-х годов. М. — Пг., 1923. С. 16, 23. 29 и др. .

Осенью 1857 года Корф получил разрешение на пятое издание книги (третье для публики), отпечатанное уже в типографии не II, а III отделения Собственной царской канцелярии. Это было самое массовое издание (не 2 рубля за книжку, как прежде, а рубль серебром) [82] В этом издании прибавлялся один документ, отсутствовавший в предыдущих: письмо Николая I к умиравшему М. А. Милорадовичу, найденное внуком генерала в Чернигове. . В Записке о третьем издании, поданной царю, Корф похвалил свой труд: «Этот исторический памятник принят публикой с благодарностью и живым сочувствием». Александр II, вообще согласный на новое издание, все же отметил на полях: «К несчастию, не всеми». Корф комментировал эту резолюцию: «Зависть, придворная недоброжелательность и обскурантизм взяли, следственно, свое» [83] ПБ. Ф. 380. № 1998. Л. 105. . 18 октября 1857 года на вечере в Царском Селе Александр II был холоден к Корфу, выражал недовольство дурным немецким переводом... На этом Записка Корфа о своем труде прерывается.

Нам нелегко разобраться во всех оттенках официального взгляда: разумеется, Александр II мог болезненно реагировать на критику справа, со стороны Адлерберга и других сановников; в этом отношении удары Герцена своеобразно реабилитировали Корфа в глазах двора. Однако сам историк считал свой труд прогрессивным начинанием и, видимо, не был утешен этой коллизией. «Корф, прочитав вашу книгу, — сообщал Герцену и Огареву Н. А. Мельгунов, — упал в обморок — буквально упал» [84] ЛН. Т. 62. С. 381. .

Как известно, Корф послал 8 ноября 1857 года записку шефу жандармов с возражениями на статью Герцена и после приготовил оправдательный документ, явно намеченный для публикации за границей [85] Сыроечковский Б. Е. М. Корф в полемике с Герценом // Красный архив. 1925. Т. 3 (10). С. 308—317. , где говорил о самом себе в третьем лице, — «Самовосхваление против Герцена». «“Колокол” в руках государя, — писал Корф, — и друзья мои, конечно, не упустят этого доброго случая мне услужить. Надо же чем-нибудь им противоречить...»

Герцен как-то узнал об этом и в 14-м номере «Колокола», 1 мая 1858 года, спрашивал: «Правда ли, что Модест Корф хочет отвечать на нашу книгу «О 14 декабря 1825 года»? Просим и желаем» ( Г. XIII. 268 ). Корф, как известно, воздержался в конце концов от полемики, царь же, утешая статс-секретаря, написал на его докладной записке: «На бранные слова Герцена советую Вам плевать, он большего не заслуживает. Вам же все благородные люди останутся вечно благодарны за сохранение для потомства одной из самых примечательных страниц истории. О личной моей благодарности не говорю — она Вам давно известна» [86] Сыроечковский Б. Е. М. Корф в полемике с Герценом // Красный архив. 1925. Т. 3 (10). С. 311. .

Новых изданий Корфа, однако, не было.

Так закончился довольно шумный эпизод из общественной истории 1850-х годов. Симптоматично само появление новых документов «для публики», разрешение как-то говорить о декабристах. Власть, предпочитавшая прежде молчаливую охранительность, искала новые средства защиты усилиями своих публицистов. Однако простые хвалители булгаринско-устряловского типа были мало действенны, хотя и продолжали стараться. Известно, что Александр II отвергал предложения некоторых реакционных публицистов выступить против Герцена, искал что-либо солидное против «лондонского короля» ( Г. XVI. 382, комментарии ). Книга Корфа в этом отношении промежуточна. Ее тон и откровенная тенденциозность сродни официальным трудам николаевского времени, однако расширение круга фактов и новых документов из правительственных тайнохранилищ — все это было в новинку. Поэтому Корф так гордился своими заслугами, но быстрое пробуждение общества после 1855 г. шло такими темпами, что невозможное вчера назавтра становилось ретроградным. Несколько тысяч экземпляров Корфовой книги легко перекрывались вольными изданиями, также представленными тысячами журналов, сборников, газет; число же читателей каждого «вольного экземпляра» было значительно больше, чем у любого официального издания [87] О тиражах герценовских изданий см.: Черных В. А. К вопросу о тиражах Лондонских изданий Герцена и Огарева // Археографический ежегодник за 1969 год. М., 1971. С. 123—131. . К 1857 году передовой фронт мысли проходил на уровне «Колокола», «Полярной звезды», «Современника», решительно отвоевывавших засекреченное прошлое у его многолетних «стражей».