Милисав Секулич - Книн пал в Белграде. Почему погибла Сербская Краина

В тех частях Хорватии, где сербы составляли большинство населения, и которые «предполагалось» оставить в составе так называемой суженной Югославии [54], ЮНА проводила наступательные операции для «формирования» новых границ. Это особенно проявилось на территориях Восточной Славонии, Западного Срема и Бараньи [55]. Подобное ожидалось и в Западной Славонии, но там ЮНА ничего не сделала из-за капитуляции Вараждинского корпуса [56]и недостаточной активности 5-го корпуса (Банялукского), что привело к геноциду сербского народа в Западной Славонии силами хорватских отрядов.

Отдельный случай — действия ЮНА у Дубровника. Ее задачей в этом районе было не «формирование» границ, а лишь попытка занять территории для размена на будущих мирных переговорах.

События в Боснии и Герцеговине и в Македонии развивались под влиянием действий Словении и Хорватии и еще больше «оголили» ЮНА, лишая ее общеюгославского характера, армии всех народов и народностей СФРЮ. Как армия Сербии и Черногории, ЮНА, к моменту ликвидации, практически сформировала границы большинства сербских этнических территорий, но вскоре это обернулось против сербов в Хорватии и в Боснии и Герцеговине, ведь с уходом армии, «защищенные» сербы остались без защиты. Чтобы заполнить возникший вакуум безопасности, начали запоздало создавать местные сербские армии. К сожалению, был упущен момент для формирования единой сербской армии, существовавший сразу после отступления ЮНА из Словении. Имея единую армию, независящую от исчезновения СФРЮ и внешнего признания независимости Хорватии, Словении, Боснии и Герцеговины, сербская сторона получила бы весомый козырь на неизбежных переговорах. Тем самым с ней было бы вынуждено считаться и международное сообщество.

В судьбоносные дни СФРЮ сербы, как народ, не имели национальной стратегии, а значит и общей платформы как основы для практических действий. Эскалация кризиса выдвигала на первый план вопрос «Что делать?». Когда нет заранее утвержденной программы или договора, то неизбежно возникает разнобой в подходах. Это произошло и в начале югославского кризиса, особенно в период 1989–1991 годов, когда между сербами велись споры, дошедшие до нетерпимости к другой точке зрения. Это — «фаза» обхаживания народа вождями и огромных, до небес, обещаний как в Сербии и Черногории, так и в среде сербов Хорватии и Боснии и Герцеговины. С одной стороны, были власти в Сербии и Черногории, представленные Социалистической партией Сербии (СПС) [57]и Демократической партией социалистов Черногории (ДПС) [58]. Эти две партии вели себя так, как будто «сербский вопрос» лишь их дело. Они поспешили выдвинуть лозунг «Все сербы в одном государстве». При этом не было глубокого анализа ни реального состояния кризиса, ни условий, определявших возможность реализации этой идеи. Все другие подходы и идеи, выдвигавшиеся разными партиями, группами, учреждениями или отдельными политиками, игнорировались и жестоко критиковались как вредные для сербского народа.

Социалистическая партия Сербии и Демократическая партия социалистов Черногории не позволяли парламентам этих двух республик обсуждать положение сербов в условиях кризиса, охватившего Югославию. В царившем хаосе и в борьбе за власть и новые партии не стеснялись «ловить рыбку в мутной воде». Главной целью был приход к власти, потому все средства считались допустимыми. И лишь на втором плане была борьба за общие интересы сербов в рушившейся стране. Их стратегия предполагала постановку в повестку дня политики в интересах сербов за Дриной лишь после прихода к власти и закрепления в ней. Пока шла борьба за власть для всех ее участников сербы к западу от Дрины были лишь средством сохранения или усиления собственного лидерства. Каждый участник этой борьбы не стеснял себя ничем, а основными возможностями располагали правившие партии, контролировавшие легальные органы власти. Исходя из собственных интересов, они проводили политику, отождествлявшую желания и интересы сербов за Дриной с целями СПС и ДПС. Чтобы удержать власть эти две партии утверждали, что свобода соплеменников возможна, если сербы окажутся в одном государстве. Поэтому всех убеждали, что Сербия и Черногория истинный гарант свободы сербов за Дриной. Так сформировали единый подход, обязательный для принятия и поддержки всеми сербами. Иные варианты автоматически исключались и объявлялись вредными. Вскоре выяснилось, что на деле важнейшим было подчинение всех сербов единой власти и их неограниченное доверие ей.

Власти Сербии использовали ЮНА для обмана как задринских сербов, так и жителей Сербии и Черногории. Ей была навязана пассивная роль, в то время как ее активные действия могли бы предотвратить распад государства. Поэтому ЮНА и не получила приказа удержать Словению в югославском государстве, туда сознательно отправили лишь около 2 000 солдат, чтобы «принудить» словенцев остаться в Югославии. Власти ими просто жертвовали, чтобы позволить Словении на ее условиях покинуть югославское государство. Отправка заведомо недостаточных сил для провоцирования верхушки словенских сепаратистов, должна была также показать миру, что Словения не хочет оставаться в Югославии и подтверждает свой выбор вооруженным сопротивлением ЮНА как армии югославского государства. Затем последовало отступление ЮНА из Словении, что на деле покончило и с Югославией.

Власти в Сербии и Черногории выступали за какую-то новую Югославию, в которую войдут Босния и Герцеговина, Македония и населенные сербами части Хорватии. И такой Югославии нужна «общая» армия, а это опять ЮНА или то, что от нее осталось. Ей снова навязывали пассивную роль, теперь уже на территории Хорватии. Прежде всего от ЮНА требовали разделить сербов и хорватов на границах частей Хорватии с преобладанием сербского населения. Другие территории Хорватии, даже при всем своем желании не могли бы попасть в «новую» Югославию. Потому от ЮНА и не требовалось победить в Хорватии, ей было приказано не противостоять хорватским отрядам в тех районах Хорватии, которые должны остаться вне границ «новой» Югославии. Если бы потребовалось, и остальные могли бы разделить судьбу Вараждинского корпуса. Однако совсем другая роль отводилась ЮНА на территориях, которые «должны остаться в новой Югославии». Это доказывает пример разрушения Вуковара и действий ЮНА в Восточной Славонии, Западном Среме и Бараньи.

Власть Сербии и Черногории считала, что для удержания территорий Хорватии с большинством сербского населения не потребуется ни мобилизация, ни даже объявление военного положения. Это должно было подтвердить слова о том, что Сербия и Черногория «не воюют», хотя ежедневно хоронили солдат ЮНА из Сербии и Черногории, погибавших на территориях, предназначенным для «включения» в новую Югославию. Между тем, обстановка менялась, так как внешние игроки все более активизировались, уменьшая аппетиты власти. Слободан Милошевич с тех пор ни разу не повторил, что все сербы должны жить в одной стране. Без сопротивления было принято и решение македонских властей о построении собственного государства, поэтому ЮНА «ушла» и с их территории. И в Боснии и Герцеговине события развивались не по плану официальной сербской власти. Когда стало очевидно, что вся БиГ не войдет в «новую» Югославию, Франьо Туджман [59]и Слободан Милошевич договорились о разделе этой республики. От сербов в Боснии потребовали создать собственное государство, свою армию, которая должна была занять как можно большую часть БиГ, чтобы на следующем этапе присоединиться к «новой» Югославии. Это определило и дальнейшую судьбу ЮНА в Боснии и Герцеговине. Основная часть техники, вооружения и инфраструктуры остались в новообразованном государстве сербов за Дриной. Все служащие в ЮНА сербы родом из БиГ, автоматически остались там. Остальные — по желанию. То же произошло и с государством сербов в авноевской [60]Хорватии.