Отто фон Бисмарк - Второй рейх. Не надо воевать с Россией

При своем вступлении в должность г-н фон Бетман нашел ситуацию с Францией отчасти прояснившейся, так как 9 февраля 1909 г. было подписано германо-французское соглашение насчет Марокко. Этим соглашением князь Бюлов подтвердил отступление германской политики в отношении Марокко, признавши там политическую гегемонию Франции. Точка зрения, руководившая нашей политикой при поездке в Танжер и на Алжезирасской конференции, была, таким образом, окончательно оставлена. Глубокое удовлетворение французского правительства, в связи с этим успехом, выразилось в мало радостном для нас пожаловании князю Радолину и господину фон Шену ордена Почетного легиона.

В тот же день король Эдуард VII с королевой Александрой нанесли свой первый официальный визит германской императорской чете в столице Берлине; наконец-то, через 8 лет после своего восшествия на престол, король Эдуард собрался с визитом. Берлин встретил высокого гостя с ликованием (!!) и ничем не выказал своего недовольства неприязненной к Германии политикой английского короля.

Король в смысле здоровья не производил благоприятного впечатления. Он постарел, был утомлен и страдал, сверх того, сильным катаром. Несмотря на это, он принял приглашение берлинского городского самоуправления на чашку чая в ратуше. По его рассказам, подтвержденным и берлинцами, встреча английского короля с берлинскими городскими деятелями была во всех отношениях удачна. Я сообщил Эдуарду, моему дяде, о подписании германско-французского соглашения относительно Марокко; он принял это известие с видимой радостью. Когда я прибавил: «I hope this agreement will be a steppingstone to a better understanding between the two countries» [«Я надеюсь, что это соглашение будет шагом вперед в смысле улучшения взаимоотношений обеих стран»], король, одобрительно кивнув головой, сказал: «May that be so» [«О, если бы это было так»]. Если бы король в этом же духе действовал, мои надежды, вероятно, не потерпели бы крушения. Все же в тот момент визит английской королевской четы породил более дружескую атмосферу.

Во время своего канцлерства господину фон Бетману пришлось, в связи с известными событиями 1909–1914 гг., усиленно заниматься вопросами иностранной политики.

Об этом периоде уже опубликован с разных сторон богатый материал, как, например, в книге статс-секретаря фон Ягова «Причины мировой войны». В «Бельгийских документах» объективно обрисовано поведение германского правительства в различных запутанных вопросах международной политики. Здесь следующим образом определяются основные линии моего поведения: с одной стороны, осторожная сдержанность, а с другой стороны, поддержка австро-венгерского союзника во всех случаях, где дело шло об очевидной угрозе его великодержавному положению, с одновременными, однако, советами Австро-Венгрии проявить возможную умеренность. Работа «честного маклера» и посредническая деятельность повсюду, где возникала опасность миру, и, наконец, твердая защита своих собственных интересов. То, что рядом с этим, в связи со стремлениями окружения Германии со стороны ее противников, шло направленное к определенной цели усиление армии и флота как средств обороны, при центральном положении Германии с ее открытыми, незащищенными границами было повелительным долгом самосохранения. Этот исторический период хорошо обрисован и в книге Штегеманна. Не менее интересно изображают канун войны Фридъюнг, Гельферих и др.

Смерть инициатора политики «окружения», Эдуарда VII, про которого в докладе бельгийского посла из Берлина было однажды сказано, «что европейский мир подвергается наибольшей опасности как раз тогда, когда король английский старается его обеспечить», вызвала меня в Лондон, где я разделил с родственным мне королевским домом печаль, в которую кончина короля повергла английскую династию и нацию.

Вся королевская семья, в знак своей благодарности за проявленное мной родственное отношение, встретила меня на вокзале. Король Георг поехал со мной в Вестминстер-Галль, где на высоком катафалке покоился великолепно украшенный гроб, охраняемый военным караулом из гвардейских и линейных войск, отрядами из Индии и колоний, причем все они стояли в характерной траурной позе, с опущенными головами, скрестивши руки на ружейных прикладах и рукоятках шпаг, с обращенным вниз оружием.

Старинная зала под могучим готическим деревянным сводом, скупо освещенная лишь несколькими солнечными лучами, падавшими из узких окон, мощно высилась над катафалком. Один луч блестел на украшенном английской короной пышном гробе короля, вызывая причудливую игру красок на драгоценных камнях.

Мимо катафалка безмолвно проходили бесконечные толпы мужчин, женщин и детей всех сословий и званий, многие со сложенными руками, чтобы отдать последний долг пользовавшемуся популярностью государю. Это была глубоко захватывающая картина в причудливой средневековой раме.

Вместе с королем Георгом я подошел к катафалку, возложил венок и тихо произнес молитву, причем моя правая рука и рука короля-кузена сами собой нашли друг друга и сомкнулись в крепком пожатии. Это произвело глубокое впечатление на присутствующих; вечером один из моих родственников сказал мне по этому поводу: «Your handshake with our king is all over London, the people are deeply impressed by it and take it as a good omen for the future». [«О рукопожатии, которым вы обменялись с нашим королем, говорят во всем Лондоне; оно произвело глубокое впечатление на народ, рассматривающий его как хорошее предзнаменование для будущего».] – «That is the sincerest wish of my heart» [«Это самое искреннее мое желание»], – был мой ответ.

Сопровождая верхом гроб моего дяди, я был свидетелем величественной захватывающей траурной демонстрации, причем, несмотря на огромные толпы народа, которых насчитывали несколько миллионов, на улицах, балконах и крышах видны были люди исключительно в черном и мужчины с обнаженными головами; всюду царили образцовый порядок и безмолвная тишина.

На этом торжественно-мрачном фоне еще более красочно выделялись шпалеры британских войск. Великолепный вид имели батальоны английской гвардии в своих великолепно сшитых красных мундирах, белом кожаном снаряжении и черных медвежьих шапках. Это было великолепное зрелище поразительной военной выправки, настоящая радость для каждого подлинно солдатского сердца. Шпалеры войск также стояли в уже описанной мной траурной позе.

Во время моего пребывания в Лондоне я, по особому желанию короля Георга, жил в Букингемском дворце. Вдова усопшего короля, королева Александра, приняла меня с трогательной добротой и много говорила со мной о прошлых временах; мои воспоминания о Лондоне начинались еще с детских лет, так как еще мальчиком я присутствовал на свадьбе моего усопшего дяди.