Отто фон Бисмарк - Второй рейх. Не надо воевать с Россией

Окутывавшее памятник покрывало упало при салютах и приветственных криках. Момент, когда показалась мраморная статуя сидящей на троне королевы, над которой возвышалась золотая богиня победы, был захватывающий. Затем последовало прохождение в церемониальном марше стоящих на параде войск; впереди шли гвардейцы, затем – горцы, своими яркими цветными одеждами вносившие в картину военного зрелища элемент какой-то особой живописности; за ними следовали остальные войска. Парад происходил на круглом плацу, и войска должны были двигаться в постоянных поворотах; в то время как наружное крыло выступало вперед, внутреннее должно было задерживаться. С этой нелегкой задачей войска справились блестяще; ни один солдат не выступил из шеренги. Руководивший парадом герцог Коннаутский по справедливости встретил общее, всецело выпавшее на его долю, одобрение.

Остальные дни нашего пребывания в Лондоне были использованы для прогулок; в связи с проявленным к нам со стороны знатных английских семей гостеприимством мы имели также случай вступить в тесное общение со многими членами английского общества.

Особое художественное наслаждение король дал своим гостям театральным представлением в «Drury Lane». Была поставлена специально для этого случая сформированной труппой, состоявшей из первых в Лондоне актеров и актрис, известная английская пьеса «Money». В виде сюрприза в антракте опустился нарисованный ad hoc одной дамой занавес, в натуральную величину изображавший нас, короля Георга и меня, верхом подъезжающими друг к другу, салютуя по-военному. Картина, выполненная с большой экспрессией, вызвала громкие аплодисменты публики. Игра артистов и артисток в «Money» была образцовой, так как каждый из них передавал свою роль, даже самую маленькую, в совершенстве. Это было действительно классическое представление.

Вильгельм II во время визита в Англию

На другой день были продемонстрированы на Олимпийском ристалище спортивные состязания британской армии и флота; эти состязания обнаружили выдающееся спортивное искусство как отдельных лиц, пеших и конных, так и целых сомкнутых войсковых частей. Описывая здесь открытие памятника и еще раньше похороны Эдуарда VII, я намеренно говорил о внешней пышности и помпе, обычных в подобных случаях в Англии. Как видно, в парламентски управляемой, так называемой демократической стране придают больше значения почти средневековым проявлением помпезной пышности, чем в Германской империи…

Между тем поведение французов в Марокко, не соответствовавшее постановлениям Алжезирасской конференции, снова привлекло к себе внимание дипломатов.

Канцлер поэтому попросил меня, если представится случай, узнать мнение короля Георга о марокканском вопросе. Я спросил короля, придерживается ли он того мнения, что образ действий Франции не расходится с постановлениями Алжезирасской конференции. Король ответил, что в действительности этих постановлений больше не существует и лучше всего совершенно предать их забвению. Французы, в сущности, сделали в Марокко то же самое, что в свое время англичане в Египте. Англия поэтому не будет ставить французам никаких препятствий на их пути; надо примириться с совершившимся фактом занятия Марокко и сговориться с Францией о коммерческих гарантиях. В общем наше посещение Лондона до конца прошло удачно; лондонцы всех слоев населения, стоило им лишь увидеть гостей своего короля, всякий раз выражали им свою симпатию.

Таким образом, германская императорская чета вернулась домой с наилучшими впечатлениями. Когда я поделился своими впечатлениями с канцлером, последний остался очень доволен. Из замечаний короля Георга он вывел, что Англия считает постановления Алжезирасской конференции уже не существующими и не будет чинить никаких препятствий занятию Марокко. В связи с этим он и наметил проводившуюся им и ведомством иностранных дел линию, приведшую к инциденту в Агадире, последней, снова оказавшейся неудачной попытке сохранить наше влияние в Марокко. Положение особенно обострилось во время Кильской недели. Ведомство иностранных дел сообщило мне свое намерение послать в Марокко «Пантеру». Я обнаружил сильное колебание по поводу этого шага, но ввиду настойчивых представлений со стороны ведомства иностранных дел я был вынужден отложить свои сомнения в сторону.

Первая половина 1912 г. ознаменовалась посланием сэра Эрнеста Касселя с вербальной нотой, в которой Англия предлагала свой нейтралитет в случае «неспровоцированного» нападения на Германию, при условии, если последняя согласится на ограничение своего военно-морского строительства и скрытый отказ от последнего законопроекта о флоте. После благожелательного ответа с нашей стороны лорд Гальдан, с целью ведения переговоров, был послан в Берлин. В конце концов переговоры потерпели крушение благодаря поведению Англии (сэр Грей), взявшей обратно свою собственную вербальную ноту: Грей боялся задеть французов германо-английским соглашением и повредить англо-франко-русскому соглашению.

В деталях обстоятельства дела были таковы: 29 января 1912 г., перед обедом, явился ко мне во дворец в Берлине господин Баллин, прося об аудиенции. Я предположил, что речь идет еще об одном поздравлении с днем моего рождения, и был поэтому немало удивлен, когда Баллин после кратких поздравлений доложил, что он пришел сейчас ко мне в качестве посланца сэра Эрнеста Касселя, который только что прибыл в Берлин с особой миссией и просит о приеме. Я спросил, идет ли речь о политической миссии, и если это так, то почему посредником в этой аудиенции не явился английский посол. Из ответа Баллина выяснилось, что дело, по намекам Касселя, по-видимому, очень важное и что обход посла в данном случае объясняется тем, что в Лондоне было выражено особое желание не вмешивать в это дело официальные дипломатические инстанции, как английские, так и германские.

Я сказал, что готов тотчас же принять Касселя, но прибавил, что если поручение Касселя будет касаться политических вопросов, то я, как конституционный монарх, немедленно вызову канцлера, ибо не могу единолично, без канцлера, вести переговоры с представителем чужой державы. Баллин привел Касселя, который передал мне документ, составленный «с одобрения и ведома английского правительства». Я прочел небольшой клочок бумаги и был немало удивлен, когда в моих руках оказалось формальное предложение нейтралитета на случай будущих военных столкновений Германии, поставленное в зависимость от известных ограничений в области строительства военного флота; вопрос об этих ограничениях в развитии морских сил должен был стать предметом обоюдных переговоров и соглашений. Я вышел с Баллином в смежную комнату (комнату адъютантов) и дал ему прочесть документ. Когда тот прочел его, мы оба сразу выговорили: «Вербальная нота».