Кэтрин Мерридейл - Ленин в поезде. Путешествие, которое изменило мир

Как и Парвус, Кескюла получал за информацию и пропагандистскую работу щедрое вознаграждение: в общей сложности более двухсот тысяч рейхсмарок 66. Как и Парвус (и как почти все остальные), он в какой-то момент поссорился с Лениным (вероятно, на почве своего любимого национального вопроса), и с осени 1916 года всякие контакты между ними прекратились.

Если верить Шляпникову, Кескюле никогда не доверяли и поэтому он почти с момента своего появления был исключен из узкого круга большевиков. Сам же Кескюла уже на склоне лет сделал экстравагантное заявление, которое, может, и не соответствует действительности, но зато многое говорит о революционном подполье тех лет – с его борьбой амбиций, безумными планами, пачками наличных в конвертах и тайными кличками, которые можно произносить только шепотом.

Ленин был моим протеже, – сказал Кескюла историку Майклу Футреллу. – Это я вывел Ленина в люди 67.

Пустое бахвальство? Разумеется, но пронзительное, словно эпитафия.

В отличие от Парвуса, Троцкого и Моэма, Ленину Швейцария пришлась по душе. Ему нравились горы и озера, возможность, как он писал матери, “гулять, плавать и ничего не делать” 1. Комнату в таком большом городе, как Цюрих, найти было нетрудно. Кухня Ленина устраивала, тем более что он едва ли придавал значение еде. К тому же в Швейцарии и в военное время, когда остальная Европа бедствовала, были и молоко, и сыр, и свежий белый хлеб. После полудня, когда любимая его библиотека была закрыта, Ленин, закусив дешевым (“по пятнадцать сантимов”) ореховым шоколадом, шел с Крупской гулять. Хотя плата за визиты к врачам была высокой, случись нужда, он не стал бы лечиться ни в какой другой стране. Свою первую поездку в Швейцарию Ленин совершил еще лет двадцати с небольшим – проконсультироваться у специалиста по болезням желудка.

В 1916 году Ленин постоянно осел в Цюрихе. Отчасти из-за относительной дешевизны, но во многом из-за центральной библиотеки, только что открывшейся в просторном здании поблизости от средневековой Проповеднической церкви (Predigerkirche). Здесь, облюбовав себе определенное место, он собирал материал для новой работы.

Он старался использовать все время, пока была открыта библиотека, – вспоминала Крупская, – шел туда ровно к девяти часам, сидел там до двенадцати, домой приходил ровно в двенадцать часов десять минут (от двенадцати до одного часу библиотека не работала), после обеда вновь шел в библиотеку и оставался там до шести часов 2.

Он напряженно работал – обложившись стопками книг и не выпуская из рук остро отточенного карандаша.

Мы все <���…> постоянно восхищались умом нашего лектора, – вспоминал один из слушателей Ленина на занятиях в социалистическом кружке, – продолжая острить между собою, что от слишком большого ума у него волосы вон лезут 3.

Как следует из заметок Ленина, за время пребывания в Цюрихе он прочитал 148 книг и 232 статьи на русском, английском, французском и немецком языках, среди них сочинения Аристотеля и Гегеля, Чехова и Фейербаха. К июню 1916 года он подготовил пространную статью, позднее опубликованную под заголовком “Империализм как высшая стадия капитализма” 4.

Других эмигрантов притягивало кабаре “Вольтер”, находившееся на той же улице, где жил Ленин. На открытии этой колыбели дадаизма играл оркестр балалаечников, а в анархических шоу, которые проходили в кабаре по вечерам, иногда принимал участие цыганский хор 5. Если же диссонанс и деструкция приедались, то в Цюрихе можно было найти множество других культурных возможностей. Город в нейтральной стране, свободный от повинностей и тягот войны, он как магнит притягивал к себе людей искусства и литературы. К западу от района, где жил Ленин, на набережной реки Лиммат находилось кафе “Одеон”, где постоянно бывали Стефан Цвейг и Джеймс Джойс, Альберт Эйнштейн, Эрих Мария Ремарк и злополучная Мата Хари. Ленин ничего не имел против одной-другой чашки чаю в кафе, но никогда не забывал о том, что его жизнь посвящена более высокой цели, чем пустая болтовня. Никакое веселье не могло отвлечь его от дела: рассказывают, что однажды он в парижском кафе настолько погрузился в чтение газеты, что Амедео Модильяни смог поджечь ее прямо в руках у Ленина 6. Неслучайно в большевистской среде его называли Старик, хотя в 1916 году ему было всего сорок шесть.

Будучи главой наиболее непримиримой фракции марксистов, Ленин выглядел опасным исключением на фоне большинства русских эмигрантов. Он нисколько не сожалел о том, что в 1903 году втянул партию в раскол на большевиков и меньшевиков. Через год после этого события, отзываясь на брошюру Ленина “Шаг вперед – два шага назад”, Юлий Мартов писал, что она дышит “мелкой, подчас бессмысленной личной злобой”, “поразительной самовлюбленностью”, “слепой, глухой и вообще какой-то бесчувственной яростью” 7. Однако самому Мартову его собственные слова только вредили, а харизму Ленина – усиливали 8.

В любом собрании европейских социалистов Ленин сразу ощетинивался. В 1907 году, слушая программную речь чрезвычайно авторитетного марксиста Георгия Плеханова, он весь издергался, он не находил себе места, плечи его тряслись “в беззвучном смехе”. На банкете в честь Августа Бебеля, одного из самых заслуженных социалистов Германии, он в своей речи бросил публичный вызов почетному гостю 9. Такая агрессивность, конечно, объяснялась самозабвенной погруженностью в тактику революционной борьбы, но она много говорила и о его личности.

В 1916 году румынский марксист Валериу Марку, пацифист и в тот момент беженец, решил, что он непременно познакомится с человеком, которого он называл “атаманом разбойников”. Этот импульс был одновременно романтического и политического свойства, так как Марку был очарован некой фантазией о России, в которой он никогда не бывал и которая пленяла его одновременно образами революции и бескрайних сибирских просторов. Может ли реальность соперничать с подобным величественным представлением?

В погоне за своей химерой Марку углубился в переулки, отходящие от набережной Лиммата, и забрел в ресторанчик, который содержала белокурая дама лет сорока с небольшим по имени фрау Преллог. Поднявшись по шаткой деревянной лестнице на второй этаж, он обнаружил, что заведение состоит, собственно, из узкого коридора с голыми стенами, большую часть которого занимает длинный некрашеный деревянный стол. Пахло плесенью – “как в погребе”, подавали “жидкий суп, пересушенное жаркое и дешевые десерты” 10.